Не потрудившись даже взглянуть вниз, беглец отвернулся. Стропы, на которых была подвешена корзина, сходились к горловине шара с закреплённой под ней газовой горелкой. Бьющееся пламя рассеивало ночную темень и озаряло внутренность корзины.

Медлить было нельзя. Ржавый знал, что на воздушных шарах есть аварийное отцепление каната. Должно быть, вот этот тросик — нет, этот… Да!

Отцепленный канат опал и исчез во тьме. Далёкие огни дрогнули и поплыли вниз — освобождённый шар начал подниматься. Слишком медленно, надо сбросить балласт!.. С бортов свисали несколько мешков с отсыревшим песком; Ржавый сбросил их, перепилив ножом верёвки. Затем бросился к горелке, и вывернул подачу топлива на максимум. Пламя воспрянуло — огненный факел с рёвом ударил в горловину.

Облегченный воздушный шар уверенно пошёл вверх.

Вцепившись в стропы, беглец расхохотался. Свободен!.. Пропажи хватятся не сразу, а потом будет уже поздно. Воздушный шар не имел управления, но это было и не нужно — на высоте северный ветер увлечёт его на юг, навстречу утренней заре. Навстречу свободе.

Ржавый запахнул на груди плащ. Пришлось снять его со стражника внизу — юноша знал, как холодно бывает в небе. А уж ему, мокрому и раздетому, холод опасен вдвойне… Оглянулся ещё раз — но отблески далёких огней уже растаяли в пелене ливня.

— Выкусите, сволочи! — прошептал он, и усмехнулся.

Сквозь ночь и ливень, ветер уносил воздушный шар прочь.

* * *

Канонёрка подошла к острову. Солдаты спрыгивали с бортов в воду и шли вброд, подняв ружья высоко над головами.

Пожар догорал: дождь наконец-то пересилил пламя. Стражники бродили среди трупов — выживших бунтовщиков поставили на колени в грязь. Лекарь перевязывал окровавленного и стонущего коменданта лагеря. Учётчик осипшим от волнения голосом раздавал команды и косился на раненого коменданта, в ужасе от того, что главным внезапно стал он, и отвечать придётся ему.

Когда на территорию лагеря ворвались первые солдаты, учётчик развернулся было к ним… И сам пал на колени, лишь завидев в проёме ворот рослую, широкоплечую фигуру в сером плаще. Спустя миг точно так же повалились наземь стражники — кое-кто даже уткнулся в грязь лицом.

В наступившей внезапно тишине, нарушаемой лишь треском пламени, высокий гость тяжело и грузно прошёл меж солдат и стражей. За ним крадучись следовали две сутулые фигуры, сплошь закутанные в серое тряпьё — лишь глаза сверкали на замотанных лицах нечеловеческим, хищным блеском. Прижавшийся к земле учётчик задрожал, когда перед ним остановились сапоги с окованными сталью носами.

— Встань! — прозвучало сверху.

— В-ваше точнейшество!.. — пискнул чиновник. — Господин н-намес…

— Я сказал, встать! — Могучая рука сгребла учётчика за шиворот и подняла на ноги. Несчастный съёжился, не смея взглянуть в лицо собеседнику. — Назови себя.

— Младший учётчик Борниус Карн, господин наместник. П-произошли беспорядки; волнения среди заключённых. — Карн облизнул губы. — Мы не ждали, что вы собственной персоной… такая честь…

— Я возвращался с промысловых баз, и мы приняли ваш сигнал, — перебил рослый. — Сам вижу, что волнения! Как это случилось?

— Это всё он… — прозвучал слабый, прерывистый голос. Комендант лагеря приподнял голову. — Рыжий…

— Что за рыжий? Списки заключённых мне, немедленно! — Наместник шагнул к коменданту. — Говорите.

— Это он… — повторил комендант. — Заключённый из четвёртого барака, кличка Ржавый. Он бросил что-то маленькое в печь… какую-то побрякушку. А потом — взрыв, огонь… Ры-жий, ры-ы… — Комендант зашёлся кашлем.

Наместник взглянул туда, где посредине лагеря всё ещё сочилась дымом яма, а вокруг были размётаны обломки кирпичей. Один из его спутников в серых тряпках приблизился к яме, опустился на четвереньки и принюхался к дыму. Стражники невольно подались назад.

— С-сквер-рно! — гортанным голосом прорычал забинтованный. — Сквер-рно пахнет. Как будто сер-ра, но не она. И ещё какая-то мёр-ртвая др-рянь…

— Алхимическая взрывчатка, — проронил наместник, пнув сапогом обломок кирпича. — Интересное дело.

Подоспевший Борниус Карн сунул наместнику планшетку с листом бумаги. Тот пробежал списки взглядом, ища номер «рыжего» — и вдруг вздрогнул. Не веря себе, уставился в одну из строчек. Не может быть!..

— Где он? — Наместник рывком развернулся к учётчику. У Карна подкосились колени — но рука наместника вцепилась в его мундир и приподняла над землёй… Механическая рука, тускло блестящая стальными и бронзовыми сочленениями. Задыхаясь, Карн уставился в перекошенное бледное лицо наместника, обрамлённое растрёпанными белыми волосами, в его сверкающие красные глаза.

— Заключённый под этим вот номером! — прошипел альбинос. — Как он оказался в вашем лагере?

— А-а… старик Хрущ? Но п-при чём…?

— Отвечай! Кто и когда его перевёл?

— Не м-могу… знать!..

— Не можешь? — Наместник встряхнул его, как собака крысу. — Где он? Говори, скотина!

— Я! Я скажу! — отчаянно завопил кто-то. Один из заключённых, мелкий и плюгавый лагерный доносчик, кинулся вперёд и плюхнулся в грязь. — Я из четвёртого барака, господин мой! и Хрущ тоже там. Ржавый его разбудил, я не спал, я видел! Они о чём-то шептались, Хрущ ему потом что-то ещё на полу рисовал. Это ровно перед тем, как всё случи…