К ним приблизились симовцы. Рокк поддерживал девочку, а та потирала ссаженный до крови локоть и сглатывала слёзы.

— Прош прость'… - начал было Рокк.

— Ох, говори нормально! — оборвал Друд. — Терпеть не могу этого вашего тявканья! — Ребята потрясённо сморгнули.

— Прошу простить, — запинаясь с отвычки, выговорил Рокк. — Я не успел выстрелить. У меня был шанс, но я…

— Он мне жизнь спас, мастер Часовой, — дрожащим от слёз голосом вмешалась девочка. — Из-под колёс выхватил! Если б не он… Не ругайте его, прошу!

— Ругать? — Друду явно было не до того. — За что?

— Я не исполнил долга… — пристыжено пробормотал Рокк. Друд вздохнул.

— Ты поступил как мужчина и друг. И этого довольно. Всё, идите прочь! — Отослав ребят взмахом руки, он повернулся к Хиллу. — Вы, кстати, тоже отличились, инспектор. Я зря сомневался в вас, признаю.

Хилл не ответил. Он всё так же потерянно смотрел на окаменевшего отца.

— Я упомяну в рапорте о вашем поступке. — Друд оглянулся: по перрону к ним бежали полицейские. — Ну-с, вернёмся к работе!

— К чему? — очнулся Хилл.

— Ну, как же! — Друду, похоже, было наплевать, что он чуть не истекает кровью. Невелика цена для того, кто за один день одолел двоих рыцарей «Зодиака». — Задержать опасного преступника. А потом — в погоню! Ставлю свой хронометр против обёртки от комбрика, что ваш отец помог соплякам улизнуть!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Гномония. Столица Империи. Сердце цивилизации и мира.

Столица названа в честь гномона — стержня в солнечных часах, что отбрасывает тень на деления. Одни говорят, будто это отражает положение Гномонии в самом центре Циферблата. Но другие усматривают в названии иное значение: что все города Империи — лишь тень великой столицы.

И любой, побывавший здесь, согласится с мнением вторых.

Столица развилась из единственного города Бывшего Мира, который совершенно не пострадал от катаклизма. Архитекторы воплотили замысел, начатый ещё предками — перестроить город по образу часового механизма. Все кварталы имеют кольцевую планировку: сотни колец домов пересекаются, либо смыкаются друг с другом, словно шестерни. И внутри каждого кольца заключена площадь, сквер, либо островок древнего города — заботливо сохранённые улицы и здания Бывших. Дневные кварталы сверкают на солнце искрами золочёных шпилей и флюгеров, ночные переливаются россыпями огней. Эстакады и акведуки пронизывают город, и по ним проносятся рельсоходы и поезда.

В столице сходятся все округа, дороги и времена суток. Ежедневно стекаются в столицу тысячи тонн грузов со всей державы. Хлеб, мясо и плоды с Востока; уголь, металл и каменное дерево с Севера: механизмы и запчасти с Запада; дары моря и джунглей, пряности и нефть в цистернах с Юга. Здесь бьётся сердце интриг, страстей и сделок.

Центр столицы — оплот власти: здания Ведомств соседствуют с пятибашенной громадой Вокзала Трёх Ангелов, цитадели всемогущей Учётной Службы. И среди них, на берегу великого озера Сурэх, возвышается Этернальный Дворец, обитель Вечного. Двенадцать крыльев его исполнены в уникальных стилях, и все они сходятся к устремлённому ввысь комплексу из семи башен. Высочайшая из них — Секулярная, блистательный небоскрёб, увенчанный витражным куполом с серебряным шпилем…

Зал Пяти находился на самой верхушке башни, под куполом; и полностью оправдывал своё имя. Он был пятиугольным, с огромным столом такой же формы в центре. Столешницу почти целиком занимала искусно выполненная карта Империи, инкрустированная серебром рек и озёр и драгоценными камнями городов. Вокруг стола располагались кресла с резными спинками (нетрудно догадаться, сколько их было).

В настоящий момент за столом сидели трое.

— …Таким образом, — Бертольд Хайзенберг, наместник Запада, провёл узловатым пальцем по карте, — мы проложим новую Магистраль из Курутского ущелья в Красных горах. Здесь стабильные, мощные ветра, и мы сможем развернуть множество ветряных башен. И здесь, — палец упёрся в предгорья горной цепи на юго-востоке, — вырастет новая станция железной дороги! Вы понимаете, о чём я? — Бертольд обвёл слушателей возбуждённым взором, как чересчур вдохновенный лектор перед скучающим классом.

Хайзенберг и внешне походил на почтенного профессора: смуглолицый, морщинистый старец с копной зачёсанных назад седых кудрей и окладистой бородой. Глаза в окружении морщин прятались за круглыми очками в модной зубчатой оправе. Его долгополый сюртук с заплатами на локтях выглядел неброско, и выдавала статус наместника лишь приколотая к груди эмблема Запада из белой стали, усыпанная самоцветами — скрещённые гаечные ключи в шестерне.

Один из двоих «слушателей» не отреагировал: вторая едва заметно улыбнулась.

— Нетрудно понять, Берт, — мелодично промолвила она, — учитывая, что она аккурат на полпути к столице. Всё ещё лелеешь новую идею? — Глаза её насмешливо блеснули в прорезях маски.

Жанна-Юань Анастасия ван Сюйлин никогда и никому не показывалась без полумаски. Сегодня молодая женщина выбрала «колибри» — «крылья» из радужных пёрышек и тонкий клюв-наносник: маска оставляла открытыми высокие скулы и красивые, чувственные губы с чёрной «мушкой» над уголком рта. В продолжение темы, убранные в высокую причёску смоляные волосы были украшены живыми цветами, а платье походило на ворох лоскутков-лепестков — однако, подобранных с удивительным искусством. Такова была Сюйлин, сладкая ветреница и вечно юная королева знойного Юга… И самый опасный человек в этой комнате, о чём Бертольд никогда не забывал.