— Все уже хорошо. Здесь и Степан справиться. А вот тебе чай нужен, с медом!

Настя признала правоту слов своей наставницы, как только сели за стол и все тот же Степан принес дымящий самовар. Анна Михайловна лично налила чай для своей гостьи и добавила туда ложки три меду.

— Пробуй. Может еще добавить?

— Зачем же? — попыталась возразить Настя, делая аккуратный глоток.

Чай действительно показался почти не сладким. Виновато посмотрев на хозяйку, девушка еще добавила ложечку меда. Анна Михайловна лишь усмехнулась.

— Добавь еще. Такое ведовство сил отбирает. Хлеб вареньем намажь погуще!

Чаевничали молча. Настя, все еще не придя полностью в себя, а хозяйка — просто не желая разговаривать. Тишину нарушал лишь звон ложечки о стенки чашки да мыши, возившиеся где-то под полом.

Стук в дверь прозвучал как раскат грома. Настя вздрогнула.

— Степан! — властно окликнула хозяйка. В дверь опять заколотили, на этот раз со всей силы.

— Иду, иду, вот ведь шумят нехристи, — проворчал слуга, проходя через зал и косясь на Анну Михайловну.

— Кто это может быть? — хозяйка дома слегка напряглась. Настя почувствовала, как ведьма призвала остатки своей силы и хотела сделать тоже самое.

— Не смей! — прикрикнула на нее Анна Михайловна. — Ты дотла выгоришь, пустышкой станешь!

Настя вздрогнула, скорее от самого окрика, чем от слов, и упустила те крупицы, которые теплились в руке.

— Анна Михайловна, — незнакомый офицер в мундире семеновского полка вошел в комнату вслед за Степаном. — Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, но я прислан осведомиться о здоровье Александр Борисовича.

— Неужто Степан Федорович надоумил? — фыркнула ведьма, напоказ разжимая ладонь, и демонстрируя переливчатые искры.

— Ну… — офицер смущенно улыбнулся.

— Значит сам…

— Вот вы меня и разгадали, — рассмеялся незнакомец, посматривая на Настю серо-голубыми глазами из-под черных соболиный бровей.

— Все неймется, Михаил Иванович? — голос Анны Михайловны был слишком ласковым.

— Ну что вы, это вы все помните старые обиды. Я и думать про них забыл! — улыбнулся офицер.

Улыбка вышла фальшивой, он и сам это понял, поэтому сделал вид, что закашлялся, после чего вновь обратил свой взгляд на Настю:

— Что за прелестная роза сидит рядом с вами?

При упоминании о розе, Настя прикусила губу, а Бутурлина усмехнулась.

— Михаил Иванович, этот цветок вам не по зубам!

— Ох, Анна Михайловна, — отпарировал семеновец. — Зубами щелкать ваши преображенцы горазды. Ну раз не желаете… — он повернулся к девушке. — Позвольте представиться, майор Михаил Иванович Долгорукий.

Он поклонился и щелкнул каблуками. Насте пришлось ответить.

— Фрейлина её императорского величества Анастасия Платоновна Збышева, — девушка протянула руку, но Долгорукий не обратил на это никакого внимания, изумленно рассматривая девушку.

— Как вы сказали? Збышева?

— Вам известно это имя? — спросила Анна Михайловна.

— Нет, — он выпалил это слишком быстро, и тут же поправился. — Впрочем, мне кажется, я слышал его недавно… что-то связанное с арестами…

Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на хозяйку дома. Та вновь улыбнулась, хотя взгляд оставался жестким.

— Думаю, с вашей стороны, Михаил Иванович, дурно напоминать моей протеже о неприятностях, недавно её постигших! Кому, как не вам, знать о том, что испытывают дети, когда родителей их обвиняют, зачастую незаслуженно!

— Ежели вы про папеньку моего, — беспечно откликнулся тот, — то при его аресте в Березине я был еще совсем мал. Впрочем, обвинения и казнь его не препятствовали мне ни в поступлении в полк ни в продвижении по службе. Но ежели Анастасии Платоновне неприятны мои упоминания, то нижайше прошу меня простить!

Долгорукий вновь поклонился Насте. Та кивнула, давая понять, что извинения приняты, после чего семеновец откланялся.

— Неприятнейший человек, — заметила Анна Михайловна, когда дверь за незваным гостем закрылась. — Его отец был фаворитом у Петра Второго, а сестра — невестой малолетнего императора. Оттого у них уже тогда с Елисаветой Петровной не сошлось — император-то тетку свою невесте предпочитал!

— Поэтому вы так его не любите?

— С чего ты так решила?

— Вы его по имени-отчеству величали.