— Ах, это, — выдал измученную улыбку богослов и посмотрел с затаенной надеждой в сторону двери. Его реакция на монашку была мне в чем-то понятна — почти всякий испугается такой фанатичности в глазах — но превращение допроса в теологическую дискуссию я не одобрял.

— Какие были у вас отношения с братом Наиром, господин Кельпир? — спросил я, оттесняя представительницу Ордена. Однако такой двойной напор оказал на магистра еще более пугающее действие. Став белее покрашенной в тот же цвет стены, он выставил перед собой словно щит тоненькую папочку, с которой явился в библиотеку.

— Он вам все рассказал, да?! — спросил неожиданно тонким для своих немалых размеров голосом богослов. Кто был этот «он» я не знал, но, не желая спугнуть возможное откровение, ответил многозначительно:

— Не все, но многое.

Магистр пошел красными пятнами.

— Он сам предложил мне свою помощь! Вы ничего не докажите! — воскликнул Кельпир, а я совсем запутался. Судя по напряженной тишине, все остальные тоже. — Он сам не хотел в соавторы! — выдавил из себя светило — а светило ли? — богословской науки, и кое-что стало проясняться.

— И поэтому вы его убили? — поинтересовался я, как бы невзначай упершись рукой в дверь, к которой подозреваемый шажок за шажочком приближался. Госпожа легат возмущенно ахнула, Карилл пробормотал что-то невнятное, и лишь Драйзен продолжал усердно скрипеть самопишущим пером.

— Как убили?! Что вы такое говорите! Абсурд! Я никого не убивал! — испуганно заверещал магистр и даже, позабыв о том, что хотел сбежать, подался вперед и только тогда, казалось, осознал, что произошло: — Брата Наора убили?!

Я кивнул, богослов перевел свой взгляд мне за спину, где находилась госпожа легат. Я так и не узнал, какую пантомиму разыграла перед ним монашка, но это привело к неожиданному повороту панической атаки. Или ее искусного представления?

— Убит, о, Единый! — потерянно повторил господин Кельпир, но тут же вскинулся: — А мой доклад?! Как же мой доклад?! Все пропало! Что же делать?! — магистр метался из стороны в сторону, но каждый раз, поворачивая в сторону двери, натыкался на мою руку.

— Написать самому? — не удержавшись, предложил я, но похоже был услышан всеми, кроме непосредственно адресата. Тот теребил свою папку, из которой по этой причине вываливались листы, он их ловил, клал внутрь папки, затем снова ту теребил, и снова по кругу. Было очевидно, что даже если это спектакль, я ничего более от магистра не добился бы.

— Драйзен, Карилл, проводите магистра, — обратился я к помощникам, один из которых по-прежнему что-то усердно выводил в блокноте, а другой внимательно туда смотрел, хотя записывать вроде как было нечего.

— Ну-ка, что там у тебя? — я вынул записную книжку из рук почему-то порозовевшего парня и с раздражением воззрился на отображенный как раз на раскрытой странице набросок. Что я мог сказать? Если бы тот пририсовал к портрету орденской посланницы длинный любопытный нос и такие же уши, то я вполне мог бы простить ему отсутствие записей собственно допроса, а так….

— Проведете обыск, — мрачно сказал я, вырвав изрисованный лист и сложив его к себе в карман, а затем кинул блокнот обратно Драйзену, — соблюдая все должностные инструкции, — парни вздрогнули, а монашка заинтересовалась, — документируя и описывая все найденные предметы. Ясно?!

— Ясно, сэр! — хором ответили горе-художники, а вместе с ними почему-то ошарашенный магистр. Против обыска тот, видимо, под влиянием момента протестовать не стал. Тем более, что у него, оказалось, был мотив, и получить санкцию на обыск мне уже не составило труда.

Остаток рабочего дня, в очередной раз затянувшегося до полуночи, прошел в суматохе, заполненной отсылкой запросов, чтением отчетов и результатов опросов и навязчивостью начальства.

— Этьен, ты понимаешь, что там ждут, — Варгис многозначительно поднимал вверх зажатую между пальцами сигару, которую мял и вертел в руках весь день, — и уже начинают терять терпение.

«Разумеется, ждут! Разумеется, теряют! Как же так, второй день следствия, а результата еще нет, только непредвиденный труп! Разбаловал я их, эх, разбаловал!»

Начавшиеся с самого утра повторные розыски в поле, прилегающем к монастырскому погосту, ни к чему не привели: ни одного подозрительного предмета, который мог бы быть орудием убийства так и не нашли. Впрочем, ознакомившись с описанием артефакта, я начал подозревать, что тот и был использован в таком качестве. Маска оказалась выточенной из купирского ясеня, а дубинками, изготовленными из такой древесины, в старые недобрые времена переламывали любые кости.