Показалось или нет, что за окном чиркнула какая-то тень? Должно быть, птица, или, скорее всего, летучая мышь, самое их время. Душно, хочется глотка свежего воздуха. Опершись одной рукой о широкий подоконник, второй пытаюсь нашарить на раме хоть что-нибудь, похожее на защёлку, но не нахожу, однако на цельном, казалось бы, оконном переплёте прорезывается щель и створки послушно распахиваются наружу, совсем как в наших старинных домах. Извне врывается в дом прохлада.

Дышу полной грудью, с наслаждением. В свете фонарей улица хорошо просматривается, вокруг ни души, тихо, умиротворённо. И хочется туда, в это спокойствие, подальше от тяжёлых дум. Пройтись, что ли? Всё одно не сплю, а так, глядишь, разомнусь — сон нагуляю. Жалко, Норы нет, с ней не так страшно.

«Прошу прощения, донна», — то ли шёпот, то ли чужая мысль заставляют меня вздрогнуть от неожиданности. «Я из вашей охраны. Вы позволите обратиться?»

— Да, конечно. — Нервно озираюсь. — А вы где?

«Это совершенно неважно, донна. У вас всё в порядке? Был какой-то шум в доме, затем вы открыли окно. Нужна помощь?»

Мне становится неловко. Значит, пока я тут, в тепле и покое, отлёживаюсь, кто-то из-за меня не спит? И даже прислушивается к тому, что творится в дому?

Кое-как разъясняю ситуацию.

«Хорошо. Хотите погулять — идите смело, донна. Улицы пусты, но даже если кто появится — мы подстрахуем. Вас не увидят».

— Спасибо! — говорю искренне. — И за всё остальное… тоже спасибо. Получается, вы из-за меня не спите?

Тихий смешок.

«Мы никогда не спим, донна. Служба такая».

— А почему вы не показываетесь? И сколько вас, почему вы говорите — «Мы»?

«Уважаемая донна», — в голосе проскальзывают нетерпеливые нотки, — «охрана выходит на связь с объектом лишь в исключительных случаях. Как сейчас, например, при подозрительном шуме. Общение с клиентом без необходимости отвлекает. Мы на службе, донна».

— Ну, хорошо, — тушуюсь я. — Раз так — прощайте. Извините…

Снова смешок.

«Два человека и четыре сущности, донна. Защита от физического, ментального и стихийного воздействия. Честь имею».

Вот так. Вот это профи. Два человека и четыре сущ… сущности, он сказал? И всё это — ради меня? Притянув створки, закрываю окно. Как это называет меня ценитель бархоток на женских шейках? Очень Дорогая Донна… Я действительно представляю особую ценность, или подобным образом охраняются все члены семьи?

Свежий воздух не только бодрит, но и приводит в чувство. Я словно трезвею. Ещё недавно в голове был ералаш, но сейчас — чисто. Вовремя Тёмный меня отвлёк, хватит разборок и психоанализов. Пора жить дальше.

Натягивая куртку, сбегаю по лестнице и спешу через кухню к выходу, но на полпути краем глаза ловлю нечто, что заставляет обернуться. В уголке дивана напротив камина, даже во сне вцепившись мёртвой хваткой в дедовский посох, скукожился некто в знакомом балахоне, уронив головушку на кое-как подставленный локоть. Не успел разуться, в чём привалился отдохнуть — в том и спёкся. Мой верный рыцарь…

На душе теплеет. Бедный мой Йорек, бывший робкий мальчик-заика, ведь он за меня напереживался, хоть, так ничего и не поняв, осуждает из-за Васюты. Не бросил одну в прострации, и не только до дома довёл, но остался караулить. Должно, была я в таком состоянии, что парень всерьёз побоялся, как бы я в петлю не сунулась или ещё что с собой не уделала. Перенервничал — вот и вырубился, стоило чуть расслабиться. Да и, по совести сказать, пришлось ему сегодня нелегко.

Нерешительно подхожу ближе. Будить не хочется, но уложить бы как следует…

На соседнем диване — котомка, с которой мой спутник, почитай, и не расставался, плоская, сжуренная — вроде как пустая. А вот каравай, что в ней был, ныне пристроен на полке над домашним очагом. Выходит, последний заветный хлеб Рорик для меня, непутёвой, забрал, для м о и х, что недавно из этого дома в поиск ушли. А рядом с ковригой — видимо, чтобы я сразу обнаружила и не прошла мимо — оба моих интересных ножа: и тот, что от пастушка Жорки, и лунный, из Васютиного дома. Первый-то он при себе таскал, а другой зачем прихватил? Я и сама не помню, куда его сунула, когда бархотку разрезала, а парень — углядел, хозяйственный какой, решил — пригодится.

Смотрю на спящего с тихим умилением. Везёт мне на малолетних рыцарей.

Или прав был Николас, обронив однажды, что моё присутствие побуждает людей к действиям? Ну, не знаю. По мне, тот же Ян, хоть и подросток, но умом — мужчина, за свои дела отвечающий. И в квест со мной собирался, и Гелю практически пристроил на житие к хорошим людям… Сдаётся, он уже был таков, до нашего с ним знакомства. Да и Рорик — нормальный парень, просто несмелый и затюканный, ему и недоставало-то — поверить в себя, как Трусливому Льву. Тогда, на площади, замкнув собственной немалой силой обережный круг, заслонив меня от Игрока и от Ящера, он поверил — и обрёл, наконец, себя. Я тут ни при чём. Ибо, как говаривал один мудрец, не обстоятельства делают нас лучше или хуже, они лишь показывают, каковы мы на самом деле.