Необжитые пространства. Том 1. Проселки
вернуться

Ростокин Виктор
Шрифт:

«Уже исчерпан лет запас…»

Уже исчерпан лет запас,Порушен бег мечты.Запамятовал, кого ты спас,Низвергнул с высоты.С холодным очерком лицаМелькаешь в чаще лет.И ни оконца, ни крыльца,Сплошной до неба свет.Не стало сердца и ума,Отпала в них нужда.И не потрафила зима —Слизала кровь с ножа.

«Как зовут его…»

Как зовут его? Неважно,Может, это мой сосед,Может, ваш сосед. И дажеЕсли в яви его нет,Все равно… его мне жалко,Он – как я… А я – как он.То промозглость, а то жарко.Старый плачет патефонО несбывшихся удачах,О тычках в висок и грудь.Отдал кровь – не будет сдачи.Сгинешь – скажут: «В добрый путь!»Кто помолится поспешно,Кто притворно глаз утрет.Огласит жена безгрешно:«ТАМ уж точно не умрет!»

«Приблизившись затишливым шажком…»

Приблизившись затишливым шажком,На выдох соблюдая расстоянье,Он, от восторга затаив дыханье,Застенчиво любуется цветком.А кто он, этот странный человек,И привело что на пустырь безлюдный?Забрел случайно? Или стало трудно —Средь лета душу занавесил снег?Не здесь ли дом родительский стоял,И в нем он бегал босиком, смеялся,А вырос… и однажды с ним рассталсяИ редко, без печали вспоминал?Сей странный человек, цветку кивая,Без слез он плачет – в том загадки нет,Подобного не знает белый свет,Лишь на Руси… на то она святая.

«Бандиты уважают…»

Бандиты уважают, кто сильнееИ кто от них не прячется в стенах,Ноль два не набирает и скорееК дверям не тащит тяжеленный шкаф.И не сидит за этой баррикадойС дубиной наготове иль ружьем.И истерично не горланит: «Гады!Всех вас не нынче завтра перебьем!И полной грудью мы тогда вздохнем,И, как в раю, спокойно заживем!»Есть у бандитов свой особый вкус…Порой неаппетитно пахнет кус!

«На асфальте дымятся лепешки коровьи…»

На асфальте дымятся лепешки коровьи.В ящик с мусором бомж головою нырнул.Полицейский в новой форме хмурит брови:Непорядок в центре! И сам громко зевнул,Словно тем утвердиться, что не знает пораженийВ битвах с нарушителями, и час службы истек.А поселок пробуждается. Это не воскрешениеИз мертвых, а житейский урокБез новизны, без ссылок на эпоху,А как повторенье замызганных дней.Клюют воробьи оброненные крохиБомжем. И улетают скорейНа свежий воздух, напугав полицейскогоШутоломным щебетом и тенью вскользь.И последняя корова прошагала по Ленинской,Роняя лепешки… предвещая «раскол»!

«Старик, покашливая, тихо…»

Старик, покашливая, тихоПромолвил, как не от себя:«Мил-человек, есть в жизни лихо,И миновать его нельзя.Оно подкрадывается медленноИ кроет тучною волной.Хоть три весь день монету медную,Она не станет золотой.И это ежели б угрозаИз-за угла, кирпич в окно…»Рукой дрожащей вытер слезы.Все наяву. И как в кино.

«Нет войны, а вдов в России…»

Нет войны, а вдов в РоссииЗа полдня не сосчитать.Вновь березы загрустили,Всколготилась пылью гать.Было, помнится, такое,Позабыть бы – да никак,Время страшное, седое,Мокрым стал от слез большак.Верность долгу и Отчизне.Жертвы святы. Их я чту.Нынче что мешает жизниПодниматься в высоту?Разрушенья. Отлученья.Близок пропасти обвал.А по чьей злоб'e – веленью?Чей хоронится оскал?Сколько гибелей, страданий,Род мужской под нож идет!Уготовано свиданье?Мало! Смерть все новых ждет.И вдовеют сплошь и рядом,От могил поля пестры.Лида, Люда, Лора, Лада…Судей рухнули мосты.И поэтому березыПотускнели, пылью гатьВсколготилась. Кличет росстань.Но уж некого встречать!

«За оконным стеклом и за шторой…»

За оконным стеклом и за шторой,Сбитой вкось, за алоэ цветкомУж давно не слыхать разговора,Нет привета оттуда кивком.Я сижу на прохладной опалубке,Пред глазами кустарник растет,А в жилье умирает бабушкаИ никак, и никак не умрет.Не берет ее Боженька душу,Дал помучиться в мире земном.А была она сроду послушнойДа весь век с освященным крестом.