Вода обнимает, мягко давит на грудь и плечи. Сверху горит ярко-голубой шар, искажённый рябью.

Хэш может дышать: ноздри закрыты чем-то склизким и живым. Существо впитывает воду и выделяет кислород в дыхательные пути. Оно слишком маленькое и готово сотрудничать с кем-то большим, чтобы выжить.

«Откуда я это знаю?» — думает Хэш, но вместо ответа слышит знакомый скрип ржавых шестерней. Он знает, кто разговаривает на этом языке, но не может его разглядеть, хоть вода прозрачна. Куда он погружается, что тянет его вниз? Всё, что Хэшу остаётся — смотреть вверх на недосягаемый голубой шар.

«Я сплю?» — думает гигант, но заклинание, сработавшее в прошлый раз, остаётся обычной мыслью. Тогда он пробует развернуться так, чтобы опускаться лицом вниз, но и это ему не удаётся.

Тело не то чтобы отказывается повиноваться. Оно выполняет команды, послушно шевелит руками и ногами, но не меняет положения в пространстве. Как будто нет ни верха ни низа, только одна плоскость. На мгновение Хэшу кажется, что он вернулся в двухмерный мир карандашных набросков и, чтобы опровергнуть или подтвердить догадку, он выпускает ментальный щуп.

Щупальце появляется из основания шеи, в той точке, где позвоночник соединяется с головой. Молочно белое, блестящее, оно вырастает до полутора метров в длину. Подвижный закруглённый кончик ощупывает пространство вокруг.

Хэша оглушает поток, образованный тысячами сознаний. Он обладает свойствами материальных предметов: цвет, плотность, запах. С некой долей вольнодумства его можно принять за подводное течение. Широкий лилово-чёрный поток, в самом центре которого внезапно оказывается гигант.

Щуп мечется из стороны в сторону, его будто хлещут резкими порывами невидимого ментального ветра. Что-то в этом потоке раззадоривает и щекочет щупальце, но, в то же время ранит его, оставляя длинные кровоточащие ссадины и царапины на белой коже, которая здесь, в пространстве то ли сна, то ли видения, материальна. Хэш пытается спрятать его, но щуп не подчиняется приказам хозяина. Как расшалившийся пёс, он лакает поток, оставляя в нём целые куски плоти. Гигант может только завороженно наблюдать, как истончается щупальце, приобретает изящную форму искрящейся ледяной иглы.

Вновь уши охотника заполняет скрежет шестерней. Хэш морщится, старается отстраниться от чудовищного звука, но он проникает прямо в мозг и впивается зазубренным клыками в серое вещество. В какой-то момент ему кажется, что он сходит с ума, потому что звуки обретают подобие смысла. Пока не связного, но легко транслируемого на обще-континентальный. Спустя долгие, растянутые чужой волей минуты Хэш осознает, что понимает чужой язык.

— Сын мой, сын мой, сын мой, сын мой, сын мой, — бесконечно повторяет знакомый голос. Хэш отпускает напряжение, скопившееся в мышцах рук, ног и шеи, отдаётся потоку и даёт ему нести себя. В тот же момент пространство вокруг стремительно меняется: изгибается лентами Мёбиуса и складываться в самое себя. Гиганта сжимает и расплющивает. Мгновение он действительно чувствует себя карандашным наброском, но ощущение быстро проходит. Ярко вспыхивает шар наверху, и Хэш понимает, что стоит на твёрдом полу. Перламутровые тёмно-серые и жемчужные плитки образуют узор из концентрических кругов, с ним в центральной точке.

— Сын мой, — повторяет существо в капюшоне, которое теперь уже не скрывается.

— О…те…ц? — с трудом произносит Хэш. Горло, не привыкшее к фонетике нового языка, будто режут ржавым ножом.

— Да! Да, Акхи!

— Акхи?

— Ты — Акхи!

Хэш уже слышал это слово, но не понял, что это имя. А сейчас… его отвлекает слишком многое: мягкая накидка, прикрывающая его наготу и появившаяся ниоткуда, он мог бы поклясться, что никогда такой не видел; щекотка в затылке, как будто бы от букашек, забравшихся в черепную коробку; непрекращающийся скрежет, хотя, казалось бы, он должен пропасть. И существо перед ним. Его… отец.

— Меня зов… зовут Хэш.

— Нет! Акхи! — неожиданно рявкает собеседник. — Я — Хэйрив. Ты — Акхи!

Хэш ничего не чувствует. Он узнаёт своё имя, имя отца, он много раз представлял себе в юности этот момент, и вот, он должен переживать и чувствовать, как заполняется пустота в той части сердца, откуда была вырвана память о настоящих родителях, но ничего не происходит. Дыра так и зияет и, исподволь, отражается во всех действиях, мыслях и чувствах Хэша.

— Хорошо, отец, — говорит он, и только сейчас замечает слёзы на щеках существа, стоящего напротив.

— Я нашёл тебя, — говорит Хэйрив и, вытянув вперёд руки, идёт на сына. Он выглядит ошеломлённым, уставшим и безумно старым. Хэш никогда не видел своих сородичей и вид отца, вид существа, одной с ним расы, производит огромное впечатление. Когда гигант ощущает прикосновение больших рук к плечам, когда чувствует странную смесь запахов, исходящую от обнявшего его создания, когда лоб Хэйрива касается его лба, Хэша будто выбрасывает за пределы всей известной ему жизни.

Он видит мэвр. Истинное название мира по ту сторону кхалона — Тебон Нуо, так его именуют микнетавы, обитатели и повелители благословенных равнин и холмов, рек и озёр, гор, морей и неразумных бадоев. Перед глазами Хэша, как живые, встают города, чарующие ассимитричной изысканностью зданий, дремучие леса, острые заснеженные пики. Длинная череда микнетавов в дорогих одеждах; последняя в ряду заставляет гиганта заплакать — он узнаёт свою маму. Женщина благородного рода, наделённая не только красотой острых черт, но и мудростью, улыбается Хэшу сквозь толщу времён, и он хочет порвать этот барьер, обнять её и услышать те слова, что она беззвучно шепчет, но не может. Когда отец отнимает лоб и отодвигается, чтобы вновь увидеть сына, слёзы текут по щекам обоих.