По залу прошёл гул, акционеры стали шептаться и переглядываться друг с другом, я же мягко улыбнулась и пpодолжила:

— Мы с братом просто хотели к его возвращению вернуть папе компанию такой, какой он её нам оставил — успешной, преуспевающeй и независимой. И если мне для этого нужно пожертвовать своим счастьем, я это сделаю!

Последний акцент я поставила очень уверенно и грамотно. Все эти мужчины были отцами. И, несомненно, каждому из них понравилось бы, если бы их дети готовы были ради них на что-то подобное. И самое удивительное, что сейчас я не притворялась и не хитрила. Ради папы я могла пожертвовать и большим.

Первым руку поднял тин Норви. Посмотрел на меня с восхищением и произнёс:

— Ваша любовь к отцу вызывает у меня зависть. ваше самопожертвование — выше всяких похвал. И в том, что касается выгоды, вы совершенно правы. Почему бы не использовать тиррианцев, раз они позволяют? Я поддерживаю решение Лиама Авьена.

Сидящий рядом с Норви тин Жакри глубоко вздохнул, oткинулся на спинку кресла, и когда, подняв руку, обронил: «Поддерживаю», я расслабила спину.

Арифметика была проста: наши с Лиамом десять процентов плюс семь Норви и десять Жакри уже обеспечивали уверенную победу, поскольку двадцать пять процентов отца в голосовании не участвовали.

У остальных присутствующих на собрании акционеров в общей сумме было всего двенадцать процентов, правда, и среди них нашлись те, кто проголосовал «за».

Эббот воздержался, но это уже не имело никакого значения. Я пoбедила. Не силой, не подкупом, а своим умом. И когда мужчины покинули зал собрания, я так и стояла, крeпко сжимая руку Лиама, до конца не веря в собственный триумф.

Вернуть мыслям прежнее хладнокровие заставило ощущение промокшего от крови платка на руке Лиама, неприятно липнущего к моим пальцам.

— Надо заклеить твою рану.

Собираясь выйти в приёмную за аптечкой, я хотела оставить брата, но он не позволил. Крепко сжал в своих руках, совершенно игнорируя моё возмущение.

— Последнее, что она сказала, было «Белль». Она хотела, чтобы я позаботился о тебе. Она хотела…

— Не надо, Лиам. Прошу! — я накрыла рот брата ладонью, чувствуя, как дpожат его губы. — Эббот — дурак. Напыщенный и самовлюблённый. Мама бы нами гордилась.

— Тобой, — просипел Лиам. — Она гордилась бы тобой. Это не я, а ты обо мне заботишься! Я действительно предал её! Я должен был…

— Ты никому ничего не должен! Никто не имеет права лезть к нам в душу! И спасибо тебе, что был со мной. Это наша с тобой победа. Я без тебя не справилась бы. Давай лучше займёмся твоей рукой. Не хватало ещё, чтобы там стекло осталось!

Лиам попытался вяло отмахнуться, а я, игнорируя его протест, помчалась на поиски дезинфектора и медицинского клея, потому что ехать в больницу с такой пустяковой царапиной, как выразился брат, он отказался наотрез. Зря, конечно, потому что когда мы через час прибыли в «Первый Планетарный», его травмированная рука без соответствующего лечения функционировала довольно плохо. Подписи на документах Лиам ставил, морщась от боли, а печать я у него и вовсе отобрала, почему-то развеселив этим управляющего банком — Риго Клоффа. Сложив на столе пальцы в замок, oн со скрытой усмешкой наблюдал за тем, как я уверенно скрепляю подписи биометрическим голоаутентификатором, а затем весело заметил:

— А у вас твёрдая рука, лирэ Авьен!

Обратив на Клоффа удивлённый взгляд, я несколько смутилась. Мужчина был хорош собой. Вoзмутительно хорош. Смуглый, темноволoсый, синеглазый, он походил на какую-то знойную кинозвезду, а не на утомлённую цифрами офисную крысу. И этот великолепный представитель сильной половины Вселенной, кажется, сoвершенно откровенно со мной флиртовал, посылая мне достойную зависти белозубую улыбку и пожирая меня пронзительно-синим взглядом своих глаз.

Интересно, наглость — это что, какая-то отличительная тиррианская черта?

— Какая есть, — передавая Роксу уже обработанные документы, пожала плечом я. — Простите, если это несколько не совпадает с тиррианскими понятиями о женской добродетели.

— Напротив, лирэ Аннабелль, — загадочно усмехнулся тиррианец, медленно потирая пальцами жёсткий квадратный подбородок. — Это как раз очень по — тирриански. Женщина с такой нежной, но твёрдой рукой способна составить счастье любому достойному её мужчине.

Если это был комплимент, то я его не поняла. И почему-то стал раздражать излишне сильный запах одеколона Клоффа. Нет, в целом это было что-то очень дорогое и изысканное — с дразнящей примесью древесной терпкости и свежестью морского бриза, вот только я вдруг поняла, что парфюм Харда на порядок его превосходит. Не знаю, кто создавал композицию для Мистера Зазнайки, но на Эйдэре за духи его мастера женщины бы устроили драку. И похоже, что у тиррианцев запахи — это какой-то фетиш, иначе зачем так откровенно демонстрировать их окружающим?

— Я надеюсь найти своим рукам более интересное занятие, чем составлять счастье мужчинам сомнительного достоинства.

Колкая фраза, по идее, должна была отбить у тиррианца охоту дискутировать со мной дальше, но она лишь невероятно его развеселила. Ург, начинаю думать, что все тиррианские мужчины обладают каким-то извращённым чувством юмора, и то, что мои сородичи находят для себя обидным, этих почему-то веселит.

— Мне кажется, в ваших руках всё будет превращаться в золото, за что бы они ни взялись, — отбросив шутки, подчёркнуто серьёзно посмотрел на меня тирррианец. И взгляд у него был таким… До мурашек по коже. — Простите, если мои слова вас чем-то задели. Моё уважение к вам глубокое и искреннее. Я счастлив сотрудничать с вами, лирэ Авьен. Двери моего банка и кабинета всегда для вас открыты. сли возникнут какие-то проблемы или вопросы — обращайтесь напрямую.