– Анонимусы?
– переспросил Мирон.

– Никогда не верь, что перед тобой - Анонимус, если он говорит, что он - Анонимус, - опять Давид.

– Ладно, так что там про свет?
– решил ненадолго переключиться Мирон. Нога в сидячем положении болела меньше, и бок тоже, хотя он даже думать не хотел, что там творится. Наверное, ничего серьезного - раз он всё еще не свалился. От одежды Тощего в тепле начал идти резкий, не очень приятный запах.

– Платон занимается льдом, - сказал Соломон.
– Самым, что ни на есть, чёрным. Он знает, как строить стены.

– И он проложил через них дорожки, - тихо сказал Голиаф.
– Он - Легба неоновых джунглей.

В мозгу Мирона что-то щелкнуло.

– Вы хотите сказать, что Платон, окружая корпорации файерволлами, оставляет для вас лазейки?

– Он - Гай Фокс, - кивнул Давид.
– Он ведет нас к свету.

– Охренеть, - Мирон откинулся на спинку мягкого дивана и рассмеялся. Не ожидал от брата такой хитрожопости, не ожидал. Хотя, с другой стороны... Только такой маниакальный педант, как Платон - помешанный на безопасности, суперосторожный - и мог всё это устроить. Он посмотрел на Соломона.

– Сколько вы ему платите?

– Информация - современная нефть, - пожал плечами Соломон.
– Но Знание - бесценно.

– Мы - против корпораций, которые разрушили правительства и забрали Сеть. Мы считаем, что Плюс должен быть для всех. Мы не забываем. Мы не прощаем. Имя нам - Легион.

Говорил Давид, а Голиаф кивал в такт каждому слову. И только водитель был безучастен к разговору. Он вёл машину. Забытое по нынешним временам искусство...

Мирон поёжился. Каждому из этих людей светит пожизненное. Каторга. В лучшем случае - на Луне, в худшем - на астероидах. Перелёт в морозилке и подключение к тамошней Сети напрямую - без сглаживающего буфера Нирваны.

А когда окочуришься - через шесть месяцев, или год - твоё тело просто выбросят в космос. Такие дела.

Если его с ними застукают - участь будет ничем не лучше.

С другой стороны, ему и так уже шьют кибертерроризм... По нынешним, опять же, временам - самое тяжкое преступление.

– Вы следили за мной, да?
– мрачно спросил он.
– Иначе как вы узнали, что я буду именно там?
– он кивнул себе за спину. Стекло мобиля было чёрным, но Мирон надеялся, что чувство направления ему не изменило.
– Это вы договорились с Рыжим, чтобы он отвёл меня в канализацию, - он посмотрел на Соломона. На лице которого, впрочем, не отражалось ни отрицания, ни согласия.
– Это вы отодвинули люк... Но почему тогда вы не встретили меня раньше?
– он задёргался от ярости.
– Какого хрена вы позволили тем ублюдкам напасть на меня? Меня же почти убили!

Голос дал петуха.

Некоторое время мобиль бесшумно скользил в потоке - не быстрее и не медленнее других, соблюдая математически выверенное расстояние до ближайших машин. Затем Соломон сказал:

– Платон сказал, мы должны быть уверены. Сначала необходимо убедиться.

– В чём? Что я не сдамся? Буду цепляться за жизнь, чего бы это ни стоило?

– Он в вас не ошибся, - слова прозвучали удивительно мягко. Лицо Соломона расплылось в зубастой улыбке.
– Вы будете сражаться до конца.

– А кто-нибудь спросил: оно мне надо? Кому-нибудь есть дело, чего хочу я?

– Полагаю вы, как и все, хотите остаться в живых, - пожал плечами Соломон.

– Это уж точно, мать твою.

Мобиль остановился.

– Приехали?
– спросил он.
– Вы привезли меня к этому Уммону?

– Нет, - мягко возразил Соломон.
– Мы приехали туда, где вам окажут помощь, - он кивнул на джинсы Мирона. На полу, на резиновом коврике, уже скопилась грязная лужица крови пополам с растаявшим снегом.
– Дадут поесть. Научат выживать.

– И всё? А что, нахрен, дальше?

– Времени мало, - Соломон посмотрел на старинные часы, прикрученные к запястью кожаным ремешком так, будто это и вправду имело значение.
– Советую учиться быстро.

Оставив его на ступенях какого-то здания - провалы окон закрашены чёрным, двери как в банковском хранилище - мобиль анонимусов растворился в потоке машин. Как призрак.

Здание было странным. Не привычная поставленная торчком коробка, наследие постмиллениального урбанистического кубизма, а с отдельными башенками, заострёнными арками и пузатыми, похожими на луковицы, куполами.

Церковь, понял Мирон. Бывшая церковь.

Как-то он был в виртуальном аналоге собора Василия Блаженного. Текстуры под красный кирпич, похожие на воздушные пирожные с кремом маковки, внутри - лики с вселенской скорбью в глазах, закованные в золотые оклады.

Здесь всё было не так. Кто-то взял гигантский баллон чёрной аэрозольной краски и залил церковь от макушки до самых ступеней, к свиням собачьим.

Налетел порыв ледяного ветра, напомнив, что джинсы у него заскорузли от крови, в чужих кроссовках хлюпает растаявший снег, а голова гудит от попыток хоть как-то упорядочить последние события.