Вот так вот и меняют жизнь человека. Не спросив, не предоставив никакого выбора. По щелчку.

В воротах церкви отворилась крошечная калитка. Из неё высунулось лицо - не понять, мужик или баба, всё в татухах и металлических, продетых сквозь кожу болтах. Существо оглядело Мирона с ног до головы и спросило:

– Так и будешь стоять?

...Свечи. Они были повсюду: на подставках, вдоль всего круглого зала, в центре - там, на возвышении, они сияли, образуя небольшой водопад, каждая в отдельной, крошечной медной рюмочке. На пустом пюпитре - там должна лежать библия, догадался Мирон, - тоже сияли свечи.

Запах ладана и нагретого воска...

– Генератор сдох, - сказало существо, которое он, по здравом размышлении, определил как девушку.

Свечи давали ни с чем не сравнимый, тёплый золотистый свет. Он витал под сводами церкви, как золотая эльфийская пыль, дробясь в цветных витражах, рассыпаясь радужными искрами...

Мирон замер в восхищении. Запоминая, впитывая в себя текстуры золотых пылинок, мягкие короткие лучики, чудесные желтые огоньки...

– Электричества нет, в Плюс не выйти. Так что выбирай: лечиться или жрать.

Мирон с трудом оторвался от созерцания чуда.

– Кофе. Натуральный у вас найдется?

Девушка еще раз медленно, с расстановкой, оглядела его с ног до головы.

– У тебя кровь скоро из башмаков польётся, чувак. А ты хочешь кофе?

– Иначе я свалюсь.

– Хрен с тобой, - тонкие колечки в губе, брови и ушах девушки качнулись в такт. Даже показалось, он слышит нежный серебряный звон.
– Будет тебе кофе.

Вниз, вниз, вниз. Мирон думал, ступени не кончатся никогда. Лестница закручивалась вокруг себя и казалось, они идут по гигантскому штопору, вставленному в каменное горло исполинской бутылки.

– Церковь - это как бы офис, - говорила девушка, шагая позади Мирона и подсвечивая ступеньки крохотным галогеновым фонариком.
– А внизу мы живём. Там у нас школа, медцентр, ну и Ванны, конечно...

– Это всё вы построили?

– Конечно нет, дурачок, - он услышал короткий смешок.
– Скрипторий. Древняя библиотека... Под Москвой до жопы таких мест. Некоторые залиты водой, но есть и куча сухих. Наши - те, кто их изучал - говорят, что в катакомбах можно разместить город, в два раза больше, чем нынешняя Москва.

– Ага. Ври больше.

Ему не нравился её снисходительный тон. Тощая пигалица - лет семнадцать, не больше, а обращается с ним, как с щеглом...

– За что купила - за то и продаю.

Голос её обиженно дрогнул, и Мирон подумал, что злить того, кто идёт за тобой по узкой лестнице, к тому же владеет единственным источником света - идиотизм.

– Извини. Просто в голове не укладывается. Я вообще сейчас туго соображаю.

Как бы в подтверждение, он поскользнулся. Нога, скользкая от крови, просто поехала вперед, он потерял равновесие и стал заваливаться на спину, беспомощно цепляясь за стену скрюченными пальцами.

Девушка легко подхватила его под плечи и помогла принять вертикальное положение.

– Оно и видно. Может, всё-таки в госпиталь? Ты много крови потерял...
– в её голосе прорезались какие-то материнские нотки.

– Нормально всё, - буркнул Мирон, давая себе обещание впредь смотреть под ноги.

***

– Сколько тут живёт человек?
– спросил он, оглядывая громадный, по современным меркам, каменный зал. Вдоль стен располагались длинные столы, вместо стульев - такие же лавки. Всё - настоящее дерево, не какая-нибудь имитация. Кое-где за столами сидели люди.

Обедали - над тарелками поднимался пар. Читали - как Мирон понял, настоящие книжки. Подсвечивая себе всё теми же свечами, вставленными в различные плашки и блюдца. Потолка зала видно не было, но почему-то казалось, что он очень высокий.

На них - его и девушку - никто не обращал внимания.

Усевшись на лавку, Мирон положил локти на стол. Тот даже не шелохнулся, стоял, как влитой. Дуб, - подумал он.
– Окаменел от времени и стал крепче железа.

– Сколько нас - не твоя забота, - мягко упрекнула девушка, опускаясь на лавку напротив. Она придвинула к Мирону громадную кружку, над которой поднимался пар.
– Но раньше здесь жили монахи. Те, которые переписывали книги. От руки, представляешь? Гусиными перьями, макая их в самопальные чернила... Так вот: монахов здесь жило двести человек.

Запах у кофе был не совсем таким, как привык Мирон. Более насыщенный, что-ли. Терпкий, с чуть кислинкой.

Сделав первый глоток, он испытал наслаждение, которое было почти болью.

– Я не знала, любишь ли ты с сахаром, но бросила три ложки. Тебе нужна глюкоза.

– Спасибо. Ничего вкуснее я в жизни не пил.

– Его варили в турке. На газовой плитке. Тока ведь нет...

– В турке?

Мирон представил пузатого мужика с черными, до подбородка, усищами...

– Такой ковшик с узким горлышком. Специальный. В нём раньше, сто лет назад, все варили кофе.