– Ты должен выйти в Плюс, - сказала Мелета.

– Что?
– увлёкшись потолком, он не заметил, что зал был заставлен Ваннами. Судя по гладким хищным обводам, класса не ниже той, что стояла в квартире брата.

– Платон просил, чтобы ты вышел в Плюс, - терпеливо повторила девушка.

– Времени мало, - сказал Мирон.
– Если я не найду его в ближайшие сутки, искать будет некого.

Она молча, задрав тонкие бровки, указала на ближайшую Ванну. Он вздохнул и стянул толстовку. Сделал это не подумав, совершенно автоматически - в Ванну в одежде не залезешь. Но тут же смутился: Мелета разглядывала его с откровенным интересом.

Мирон отвернулся и расстегнул ширинку. Хрен он при ней стянет трусы. Перебьётся.

– Ты много времени проводишь в Ванне, - вдруг сказала она.

– С чего ты взяла?

– Мышцы есть, а кожа нежная. И бледная. Ты не качаешься на тренажерах.

– Ну, каждому ведь своё, верно?
– он через плечо посмотрел на девушку.
– Ты отвернешься, или как?

С удивлением я обозрел свою палатку в рядах ахейцев. Троя.

На самом деле, я намеревался зайти к себе домой, покопаться в кое-каких архивах. Снять денег с одного из плавающих счетов - перевести на анонимную дебетную карту, поискать кого-нибудь из старых друзей... Из Плюса это сделать легче, не привлекая внимания. Файерволл моего виртуального дома позволял совершать довольно серьезные операции, оставаясь незамеченным для безов.

Полог палатки колыхнулся, в проём всунулась голова воина. Кажется, это был Бриас. Тот, который служил Агамемнону.

– Приветствую тебя, Божественный Диомед, - говорит он серьезно. Здесь, в Трое, принят высокопарный слог, заданный слепым аэдом три тысячи лет назад. Я, в соответствии с образом, величественно киваю.

– Что слышно на полях сражений?
– спрашиваю, надевая шлем. Нагрудник, поножи - всё уже на своих местах.

– Распря между Менелаем и Ахилессом.

– Что, сын Фетиды всё так же дуется у себя в палатке? Или побежал жаловаться мамочке?

По сюжету миссии, разругавшиеся в пух и прах из-за наложницы герои - Менелай с Ахилессом - должны наглухо затормозить боевые действия. Ахилесс через маманю жалуется Зевсу, и тот, разморенный ласками Фетиды, опрометчиво даёт обещание помочь ахейцам. Но громовержец забывает, что троянцев поддерживает его законная спиногрызка - белорукая Гера...

– Среброногий Ахиллесс не показывается уже третьи сутки, - говорит Бриас.
– Но Агамемнон собирает совет и требует твоего присутствия...

Закатив глаза - так, чтобы не видел Бриас - я нахлобучиваю шлем и выхожу из палатки.

Советы, тризны и прочие пиры пользователи игры "ТРОЯ - 3000" любят не меньше, чем сражения. Хлебом не корми, дай собраться в кучку и учинить какое-нибудь возлияние богам...

Перед взором расстилается потрясающее зрелище: километры и километры палаток, плотные шеренги копий, стены отточенных кольев и долгих рвов. Никто не собирается отсиживаться в окопах: рвы нужны для того, чтобы остановить вражескую конницу.

На всём этом протяжении полыхают, отбрасывая тени на шлемы, на полированные щиты и на наконечники копий, костры. Над кострами медленно поворачиваются цельные туши быков, баранов и прочих коз - ахейцы, в Минусе видевшие говядину лишь в вакуумных упаковках, нарезанную тонкими ломтиками, не могут сдержать атавистических порывов хотя бы лицезреть, если не попробовать, груды жареного мяса...

Судя по кострам, понимаю я, это никакой не совет, а банальная пьянка. Опять накачаемся виртуальным аналогом чачи и будем прыгать через костры, задирая туники и сверкая голыми задницами.

Ко мне приближалась целая процессия, во главе с Агамемноном. Тот шагал, широко отмахивая мечом. Плечи - косая сажень, борода завита аккуратными колечками, и что-то на ходу выговаривал оруженосцу. Кажется, Эхеполу. А впрочем, бес их разберешь, этих карьеристов, которые льнут к прокачанным игрокам в надежде получить несколько лишних единиц экспы.

Тут впервые показалось: что-то не так. Какая-то фальшь, перебор. Всё СЛИШКОМ красиво. Небо - сочное, густо-индиговое, было покрыто белоснежными перьями лёгких облачков. Такое небо бывает в конце августа на Адриатике, в разгар бархатного сезона...

Трава, в-основном вытоптанная, мужественно топорщится редкими островками. Раньше это была просто трава - желтовато-коричневая, сухая. Но сейчас у неё было название: ковыль. Оно всплыло вместе с воспоминанием об Адриатике.

Агамемнон, отлично продуманный перс, красавец-мужчина под два метра ростом, в искусно отчеканенном нагруднике, в шелковой тунике под ним, - бытовало мнение, что в шелке не заводятся блохи... Сейчас выглядел натуралистично, как никогда. По правой стороне лица - через бровь, глаз, скулу, теряясь в пышных прядях бороды - шел шрам. Свежий, едва затянувшийся розовой младенческой кожицей. Туника кое-где порвана, подол так вообще обуглен.