Особо изощренным оказался ход с журналистом. Ведь именно опусы «Столичного вестника» и стали основным тормозом в действиях государственной машины, из-за чего Служба координирования подвисла, не успевая обработать все запросы сразу.

Чего уж говорить об Академии, которая бросила все свои силы на поимку «писателя». Особой темой стал и план поимки, утвержденный Главным репетитором, который, как оказалось, тоже ушел в массы для «почитать и потешиться». Теперь Ученый совет Дайкирии ждали встряска и полное преобразование. Императорская подпись, между делом, с документа исчезла, хотя и осталась в памяти не только Борин, но и преподавательского состава.

На этом понятные вещи в этом сложном деле заканчивались.

Как ни странно, свои соображения первым внес Ананьев, крутя в пальцах медальон, одолженный у Трахтенберга. Вещицу стоило вернуть ее владельцу, о чем вполне категорично намекнул Хинеус Кирин, запретив Раздорцу экспериментировать с чужими артефактами и лепить их «кому-либо» и «куда хочется». Идея с «куда хочется» была интересной, но Кирин был прав — ломать вещицу Его Высочества Рубина было слегка не с руки.

— Основное исполнительное лицо у нас — Репетитор… — начал Анонис, внимательно смотря на Кирина. — Он утвердил перевод девочек. Он же просил содействовать правильному пробуждению сущности, предоставил соответствующие препараты, гасящие резонанс между вашей сестрой и Виртуозовым.

Хинеус слушал молча, раскладывая каждую фразу по полочкам в своей голове.

— Он же инициировал проверку наркотического вещества, по которому у меня готов целый отчет.

— Вас это не удивило — проверять наркотик? — наконец поинтересовался Командир, имя которого Ананьев благополучно забыл, сразу после знакомства.

— Ученый совет часто перенаправляет всевозможные вещи на исследование в полевых условиях, — прошептала Эвереста Борин. — В договоре каждого студента этот момент прописан. Так сложилось исторически и всех устраивало. Причина тривиальна. Близость Источника и как следствие — высокие магические потенциалы, высокая живучесть обьектов испытаний, а при наличии мощного медицинского факультета — стопроцентная выживаемость. Количество и разнообразность разумных видов вполне раскрывает исследуемые вопросы в полной мере и позволяет составить алгоритмы действий.

Не сказать, что ей удалось обелить Ананьева, или что ей самой был приятен факт его пособничества преступнику… Но после драки кулаками не машут. Никто и не ожидал такого поворота.

— Кстати, о Первом репетиторе, — взял слово Командир, хмуря свои черные брови. Чем-то он напоминал Эвересте Диндинуса своими правильными чертами лица, но она поспешно прогнала от себя эту мысль. — Последний, как оказалось, уже полторы недели как мертв. А то, что так красиво пристрелила адептка Линн из гвоздемета, — человеком вообще трудно назвать…

— То, что пристрелила адептка Линн, — прошептал Октопус порядком севшим голосом, — было разумным насекомым. Проще говоря, феей… Вместе с Хадисой Кирин этих особей на факультет поступило целых две, и в первый же вечер они свалились от запрещенной в Академии медитации. Последнюю ради них разрешил все тот же Репетитор…

Феями оказалась большая часть жрецов, ведущих ритуал, хотя и остальных сущностей среди них было предостаточно. Феями были нападавшие возле Аномалии… Феей оказался каждый труп с завязанным на лице платком…

Наличие такого количества непохожих друг на друга фей не объясняло двух вещей: каким образом в центре ритуала оказался погибший Максимилиан Дрейк.

Палаты опять были переполнены. Ррухи крепко спала под лечебным заклинанием, и Хадисе только и оставалось, что оставить ей записку да принести комплект свежей одежды и белья. Гнетущая атмосфера медицинского блока дополнялась десятком заблокированных палат с задержанными. Девушка смотрела на это с откровенным непониманием, изучая мощные завитки энергетических печатей на дверях.

Рубин остановился рядом и некоторое время внимательно на нее смотрел.

— Не понимаешь… — констатировал он.

— Нет… — Она на миг скривилась, заправляя волосы за уши. — Это ведь палаты для больных… а они преступники.

— А здесь учебное заведение, а не тюрьма, — дополнил ее наблюдения Трахтенберг, смотря на нее сверху вниз. — Понимаешь? Не положено здесь быть камерам.

— Но это же палаты…

— Линн вчера утром что-то похожее говорила, — хмыкнул он и вытащил из кармана горсть орешков. — Девчонки… На палатах мощная защита, в любую из них можно буйного посадить. А когда идут первые учебные трансформации на первом курсе — буйных много. При первичной перестройке каналов под черную или белую энергию — тоже самое, сплошь бешеные. Палаты сдерживают многое. Потому лучшего места для задержания в Академии не найти.

Они еще некоторое время стояли молча, а после Хадиса подняла на адепта свой проницательный взгляд:

— Укол будет?

— Скорее всего. — Рубин подставил локоть, и девушка, на миг задумавшись, взяла его под руку. Вышли из корпуса молча и так же, не сговариваясь, свернули к реке.

Было поздно. Основную массу студентов уже разогнали по общежитиям. Только некоторые группы занимались уборкой. Странно было смотреть на то, как дорожки отмывают от крови.

— Деревьев не хватает, — заметила Хадиса. Орешки закончились, и Рубин теперь был озадачен ничегонеделаньем. От Кирин шло волнительное тепло, которое с каждой минутой становилось все ярче. Вечер был в самом разгаре, и, похоже, подходило время инъекции. Лекарства с собой не было. Да и тему эту сегодня декан не поднимал.