Шрифт:
ПИТЕР: Ты знаешь ответ на свой вопрос.
ДЖИММИ: Прости.
(Миссис СЭЙДЖ прочищает горло).
МИССИС СЭЙДЖ: Джимми, я сомневаюсь, что ты выполнил свою домашнюю работу.
ДЖИММИ: Ты права! Поэтому я и спустился за пищей для мозгов.
(Он тянется за другой кучкой печенья, и ДЖЕНЕЗИС смеется).
ДЖИММИ: Передашь ей от меня привет?
ДЖЕНЕЗИС: Конечно.
ДЖИММИ: Без нее все по-другому.
ДЖЕНЕЗИС: Я тебя понимаю.
МИССИС СЭЙДЖ: Ладно, Джимми, достаточно.
ДЖИММИ: До встречи!
(Он уходит).
МИССИС СЭЙДЖ: Так где была твоя сестра?
ПИТЕР: Мам, можешь просто задать ей вопросы о ней, а не обо всем, что мы с тобой уже обсудили?
ДЖЕНЕЗИС: Все нормально.
МИССИС СЭЙДЖ: Да, Питер, все в порядке. Ваша семья ходит в церковь?
ДЖЕНЕЗИС: Вы не обсуждали эту часть?
ПИТЕР: Дженезис, почему бы тебе не рассказать ей о... книге, которую ты читаешь.
ДЖЕНЕЗИС: Гм?
ПИТЕР: Или…
ДЖЕНЕЗИС: Что я…?
ПИТЕР: Дженезис — волонтер, она читает пожилым людям.
МИССИС СЭЙДЖ: Это замечательно!
ДЖЕНЕЗИС: Ну, только однажды, потому что это было нужно мне для занятий.
МИССИС СЭЙДЖ: Ясно.
ДЖЕНЕЗИС: Я не много делаю.
МИССИС СЭЙДЖ: Ясно.
ПИТЕР: Это неправда. Ты читаешь. Ты любишь океан. Ты любишь острую еду. И театр.
ДЖЕНЕЗИС: Раньше. И, в любом случае, что в этом хорошего?
ПИТЕР: Ты заботливая. И внимательная.
МИССИС СЭЙДЖ: Я надеюсь, что это приведет к какой-нибудь цели в будущем.
ПИТЕР: Ты хорошо заботишься о своей матери.
МИССИС СЭЙДЖ: Она больна?
ПИТЕР: Достаточно. Это интервью, наконец, может быть закончено, пожалуйста?
МИССИС СЭЙДЖ: Полагаю.
ДЖЕНЕЗИС: Мы не ходим в церковь, миссис Сэйдж. Мои бабушка и дедушка берут нас туда иногда, когда мы остаемся с ними, но мои родители, или... эм… моя мама этого не делает.
МИССИС СЭЙДЖ: Ты всегда можешь присоединиться к нам по воскресеньям.
ДЖЕНЕЗИС: Спасибо, миссис Сэйдж.
ПИТЕР: Ладно, мам, мы будем наверху. Пойдем.
ДЖЕНЕЗИС и МИССИС СЭЙДЖ: Приятно познакомиться. Дверь оставьте открытой.
(Они выходят. Миссис СЭЙДЖ наклоняет голову).
(Свет гаснет. Конец сцены).
НЕ СТЕСНЯЙТЕСЬ ЗВОНИТЬ ПО ЛЮБОМУ ВОПРОСУ
Я просыпаюсь с неприятным липким чувством. Это чувство идет изнутри. Глаза склеились от макияжа и утренней корочки. Рот слипся от засохшей слюны. Кожа прилипла к простыням. Мои простыни. Моя кровать. Я в своей постели, и ничего не помню о том, как вернулась сюда. Поднимаюсь и пытаюсь найти телефон, чтобы поставить его на зарядку. Все содержимое в моей голове скользит вниз к желудку, скручиваясь вместе, и я понимаю, что меня тошнит, и сейчас я блевану.
Что и происходит.
Снова и снова.
Потом я сворачиваюсь калачиком на прохладной плитке пола в ванной. Давление в голове нарастает.
Вспоминаю того парня. Поцелуи. Просто позволяю. Я помню погружение. Водка и лимонад. Еще поцелуи. Но не могу вспомнить, что я сделала. Как далеко это зашло. Когда я пытаюсь думать, мой мозг просто пульсирует в черепе. Где мой телефон?
У меня так много вопросов, и нет телефона.
И много крови на моем нижнем белье.
Звоню на свой мобильный с городского телефона, но не слышу звонка и, проверив голосовую почту, не обнаруживаю никаких сообщений. Я вытряхиваю сумку. Обертки от жвачки, пудреница с раскрошенной на кусочки пудрой, которые прилипли ко всему, что в сумке. Леденцы от девушки из клиники. Пластиковая бутылочка с одним глотком воды на дне, которую я жадно глотаю и чувствую, как вода медленно скользит внутри моего тела. Будто не хочет. Колода карт. Кусок веревки. Клочок бумаги с записанным на нем номером и сообщением:
На случай, если тебе понадобиться помощь.
— Сэт
На случай, если мне понадобится помощь?
Сейчас мне нужен мой чертов телефон, вот что мне нужно. Следи за языком.
Я еще не переоделась с прошлой ночи, но ни в карманах, ни где-либо еще мобильного нет. Черт. Следи за языком. Заткнись. Заткнись. Заткнись.
А вдруг Питер напишет мне?
Будто это единственное, о чем сейчас стоит беспокоиться. Хочу вытереть свой рот после поцелуев другого парня. Я полощу десны и язык Листерином, затем сплевываю и смотрю на появившееся синее пятно на боковой части раковины. Мои глаза путешествуют по фотографиям, которые я повесила на зеркало в ванной словно рамку. Питер и я на пляже в солнцезащитных очках и с бородами из песка. Питер и я уютно устроились на кровати его грузовика в открытом кинотеатре. Питер и я перед зимним балом всего два с половиной месяца назад. Я срываю эту последнюю карточку и пытаюсь что-то рассмотреть в его лице. Это была ночная вечеринка Розы. Когда мы совершили ошибку в ванной. Поврежденный презерватив, над которым я только посмеялась, в то время, как Питер занервничал. Было ли что-то, что я упустила до того, как все рухнуло? Его улыбка идеальна. Отработанная. Его руки обнимают меня в идеальной позе сбоку. Я не улыбаюсь. Мои глаза не смотрят в камеру.
Вот некоторые фотографии, которые так и остались никогда не сделанными:
Мы с Питером ссоримся по поводу того, сколько всего его мать не одобряла.
Питер и я, когда у нас закончились темы для разговоров.
Питер и я в клинике абортов.
Я больше не могу смотреть на его лицо. Я разрываю все фотографии с его изображением. Разрываю стопку на четвертинки, прежде чем выбросить их в унитаз. Унитаз, в котором только что была моя рвота после ночи, которую я не помню. И тогда мне становится невыносима мысль о том, что эти две вещи смешиваются вместе. Я достаю все разорванные фотографии из унитаза и раскладываю их на столешнице, чтобы они высохли.