За длинным обеденным столом, кое-как прикрытым рваной старинной скатертью, сидели спасители барона. Аль Баян вальяжно развалился в обитом лазурным бархатом кресле: он обустроил себе уютное местечко. Поэт сидел совсем рядом, он только недавно дал себе отдых. Развести камин, сготовить чай и еду, выстирать единственную одежду — всё это занимало время. Сейчас же он, как заворожённый, наблюдал за пламенем камина и изредка пускал дымовые кольца: со времён службы во флоте у Илиаса осталась только резная курительная трубка с прекрасной бронзовой крышкой.

«За храбрость и самоотверженность во время битвы с превосходящими силами противника» — гласила памятная надпись. В дар осталась только она. Вот как платят тем, кто рискую жизнью бросается с факелом во вражеский пороховой трюм, да и ещё и выбирается живым. Трубка и орден — жалкие отговорки. Люди в Иннире не любили живых героев — слишком уж затратно их любить. А вот мёртвых они превозносили, до чего усопшим, увы, дела никакого не было.

— Вот как ты считаешь, можно научить человека волшебству, если он в него не верит? — Нарушил умиротворяющую тишину поэт и аккуратно подлил чародею чая.

— Дорогой друг, дитя младенческой любопытности, если я скажу тебе, что вот этой чашки здесь не стоит — она перестанет существовать? — Аль Баян кивком поблагодарил за напиток и мило улыбнулся.

— Конечно же, нет! Но церковники с пеной у рта кричат, что волшебством только их господин способен одарить, а всё остальное ложь! Не соглашаться опасно, костёр будет наилучшим окончанием такой дискуссии, а ведь могут и в подземелья забрать. Оттуда в здравом уме и трезвой памяти никто не возвращался.

— Некоторые люди могут отрицать очевидное, обходить его стороной, но уничтожить не смогут никогда, для этого их ручки слишком коротки.

Эдвард многозначительно покашлял, привлекая к себе внимание, он опирался на ограждение у второго яруса, что выступал немного вперёд и как бы нависал над трапезной. Этот своеобразный «балкончик» выходил как раз на камин.

— Доброе утро Аль Баян, благодарю за то, что не бросил умирать, но вот вопрос — что этот оборванец здесь забыл!? — Выпалил с надрывом барон, да так, что правый глаз нервно задёргался.

— Да так, сидел в поле, стихи писал, а потом мне предложили тебе жизнь спасти. Пришёл, спас. Если хочешь, могу всё обратно вернуть, тут грибы эти повсеместно растут. — Поэт улыбнулся и пожал плечами, мол: «Ты б радовался, что я здесь вообще что-то забыл».

— Благодарю. — Проскрипел сквозь зубы Эдвард, параллельно вспоминая все случаи, когда поэт выставлял его полным идиотом. — Ещё спасибо за речь на приёме у дочери графа Крула, ты так прекрасно разъяснил им значение некоторых слов, они так смеялись, так смеялись! Будто я чёрт его дери шут гороховый!

— Так я вижу вы, детки, знакомы? Расскажите дядюшке Боряну! — Чародей приготовился слушать и подлил себе чаю: он у чародея из кружки исчезал чуть ли не моментально. Илиас пренебрежительно посмотрел в сторону хозяина дома.

— Да нечего тут рассказывать, этот умник шляется по приёмам и вербует людей в свой клуб фанатов «великого прекрасного и непогрешимого» короля, у него там родство какое-то дальнее, претендент на престол под номером шесть тысяч триста шестьдесят. Я сначала просто смотрел, а потом он как возьми да скажи: «Мои решения спасут государство! Сначала разовьём отношения экзистенциальных ростков относительно средней температуры по городам, затем проведём статистический учёт гермафродитных бычьих самцов и таким образов поднимем общие доходы!»

— Они тогда почти купились! — Сокрушался барон, одновременно спускаясь в трапезную. — Люди так просто ведутся на мудрёные слова! Я же их ради благого дела вербовал. А тебе бы всё умничать. — Барон быстрым шагом преодолел залу и обустроил местечко и себе. Теперь у камина собралась вся компания.

— Собирай недалёких людей в свою секту, но не при мне! Я за честную игру. Эти дамочки до тебя много бедным помогали, между прочим. Да, они делали это только чтобы казаться лучше, чем остальные дворяне, но делали же! Не мог я допустить, чтобы огромные деньги попали в руки кровожадных роялистов, вместо обычных людей.

— Откуда ты так много знаешь, поэтишка? О роялистах знаешь, о деньгах знаешь, обо всём знаешь. — С подозрением спросил Фон Грейс. Аль Баян наблюдал за происходящим с огромным интересом, этот диалог доставлял ему всяко больше удовольствия, нежели петушиные бои или нарды.

— Ваша организация обладает скрытностью орущего петуха и грацией медведя. Если бы вы представляли хоть какую-то угрозу церкви, вас бы давно прихлопнули, а так вы просто клуб, чтобы развлекать молодых аристократов. — Поэт показал Эдварду язык, барон еле держал себя в руках.