Толпа молчала. Горожане ожидали публичной расправы, казни, но никак уж не такого поворота событий. Наёмники удивлённо смотрели на нового лидера, не понимая его действий, пока, наконец, кто-то в толпе не крикнул:

— Чего вы стоите? Режьте свиней! — Крикнул кто-то из соседнего переулка.

Говорят, что толпа — это отдельная стихия, такая же, как огонь, воздух земля и вода. Есть что-то в этом суждении. В толпе нет несогласных, глупых, умных, сильных и слабых. Толпа объединяет людей, уничтожая их разум. Находясь посреди толпы, очень легко смело говорить, чинить расправу. Данте знал, как это работает. Он бросил изголодавшемуся псу кусок окровавленного мяса и пусть собака вскоре вновь станет голодной, у него будет время найти ещё еды.

Эдвард не мог дышать, он стоял в самом конце площади и всё видел. Разъярённые ткачи, гончары и прочие работящие люди рвали в клочья такое ненавистное им дворянство и купечество. На улицы лилась голубая кровь, то, что он, барон, боготворил. А ведь он тоже дворянин, он тоже должен быть на той площади…

— Что… Происходит? Это точно не по плану… Нет, Данте не мог… Господи, они отрезают Джеймсу Энитрейму из ювелирной руку! — Запаниковал первый голос.

— Заткнись, нытик! Всё так, как есть! Тебя предали, тебя сразу предали, смирись и скажи спасибо, что глаза не выдавили как тому парню на площади. Где они достали раскалённую подкову? Видимо, кто-то её сейчас съест, хи-хи… — Засмеялся второй.

— Лучше скажи, что делать! Если они узнают, что я Отравитель… Я боюсь, кол будет лучшим вариантом… — Возмутился первый.

— Беги! Беги! Спасай свою жизнь, потом думать будешь, как пёс беги! Как волк, которого гонят в лесу! Беги! — Возгласил торжественно второй.

И Эдвард побежал, как мог, нет — быстрее чем мог. Лёгкие горели, каждый вдох отзывался пожаром в груди. Барон думал, что несётся быстрее ветра, однако, солдаты так не думали. Его окружили на третьей по счёту от площади улице. Одной угрозы и окровавленного ножа им хватило, чтобы «убедить» его пойти за ними.

Немного мятежников осталось, Данте уже успел объявить Корин ведьмой и кинуть её в темницу, пришла очередь Эдварда.

Барона бросили на бархатный ковёр: Данте решил сделать своим временным логовом хорошо сохранившийся дом крупного купца — торговца коврами. Весь кабинет был ими увешан. Бархатные, шёлковые, атласные, они смотрели на посетителей со всех стен дома.

Эдвард поднялся, ему позволили. За спиной у него стояли два бугая, выхода не было. Барон старался держать осанку, сохранять статус, хоть и понимал, что титул уже ничего не значит. Сцена на площади показала, какое отношение к титулам теперь в этом городе.

— Я не понимаю, что вы себе позволяе…

— Не играй в дурака. — Перебил Данте и сделал обильный глоток вина. — Ты всё понимаешь, я всё понимаю. Политика — дело грязное, так всегда было. — Злобы у Данте в голосе не было, он даже в чём-то сочувствовал Эдварду, сам когда-то был обманут. Увы, но достижение высшей цели не терпит никаких преград.

— Вы правы, понимаю. — Барон потупил взгляд. — Меня казнят? Бросите новым питомцам ещё одну сладкую кость?

— Нет, нет, нет! — Поспешил успокоить Данте. — Не считайте меня за чудовище, барон. Я искренне люблю жителей этой страны, заметьте, жителей, не страну. — Деликатно уточнил он — Горя в Иннире было предостаточно, это место устарело. Я пришёл, чтобы перезапустить цикл.

— Что ты несёшь? Что это за бред?!

— Неважно. — Отмахнулся Данте. — Вас, Фон Грейс, это уже не касается. Вы руководствовались своими целями, я — своими. Вы проиграли, так бывает, однако, смерти вы не заслуживаете. Именно поэтому я приговариваю вас к темнице. Пока что посидите в местной, она довольна грубая и варварская. Ничего, потерпите. Обещаю, как только столица будет у меня в руках, вы получите самую комфортную тюрьму в мире. Засим прощаюсь. Не желаете ли вина напоследок? Если не хотите пить со мной, то я могу распорядиться доставить бочонок вам в камеру.

— Не нужно вина, из соображений чести. — Барон вспомнил, что у него есть гордость и задрал подбородок — Вы грязный предатель, столицу вам не взять с этим войском перебежчиков! У вас нет своих людей, верных союзников. Город пал, но второй раз неожиданность не сработает. Жаль, что я не увижу, как Отец Настоятель размажет вас по мостовой.

У Данте закололо в сердце, и он приказал отвести барона в темницу.

«Прощай, наивный мальчик с глазами волка. Отравил десятки людей, а совесть не мучает. Ничего, тебе с ней наедине долго ещё сидеть. Жаль только, что он прав… Лютер ненадёжен. Ренар глуп, а мнение народа хуже океана, у того хоть приливы и отливы предсказать можно, у народа — ничего предсказать нельзя».

Данте раскинулся в кресле и попивал красное полусладкое вино из вскрытых погребов. По правую руку революционера стоял Ренар. Несколько часов назад офицера достали с того света, пару минут он пробыл мёртвым. Ему отрубили два пальца на правой руке, выбили почти все зубы. Инквизиция схватила его вместе с передовым отрядом и успела хорошенько попытать. Вогнанные под ногти раскалённые иглы, железная дева и колесо истины не прошли для солдата бесследно, мундир и лицо теперь блестели не так ярко. Судя по всему, популярности Ренара у женщин пришёл конец.