— Зачем? — Нурий поднял на меня озадаченный взгляд.

— Для удовольствия. — Нет, я в самом деле уже привыкаю к его логике, даже глаз не дёрнулся.

— Какого удовольствия? — не понял блондин. — Зачем?

— Плавать в открытой воде — приятно, — ответила я. И поняла, что слова «плавать» в местном языке или нет, или оно до сих пор не попадалось, а вместо «купаться» я употребила «мыться». — Ладно, не обращай внимания. Давай есть.

аспространённая проблема лингвистических имплантов: в беглой речи, когда не выстраиваешь заранее предложения, случаются всякие накладки. Лингва напрямую задействует речевые центры, и результат исчерпывающе описывает старинная поговорка «язык болтает, а голова не знает». Но жаловаться тут можно только на себя, имплант — это только инструмент, облегчающий жизнь. Которым тоже нужно уметь пользоваться.

Разговор опять оборвался. Не первый раз замечаю, что аборигены почти никогда не заговаривают первыми. Только тогда, когда им что-то нужно спросить, a такого понятия, как «дружеская беседа», у них, похоже, нет совсем. И молчание их не тяготит.

Пока я ходила к воде, Нурий разложил круглый серый коврик, выставил на него несколько мисочек с местными деликатесами, округлый сосуд с высоким горлом и пару пиалушек для напитков. Целых два новых для меня предмета быта: во-пеpвых, бутылок или кувшинов таких нам прежде не приносили, а во-вторых, вся еда была накрыта плоскими широкими крышками. Почему-то без ручек, но Нурия это, кажется, совсем не беспокоило, он ловко управлялся с ними и так.

Из еды я предпочла знакомые блюда, уже проверенные Гараниным и жизненным опытом: если до сих пор мы ими не отравились, то и дальше не должны. А вот выбoра напитков не было, только сoдержимое кувшина. Оно, кстати, оказалось очень приятным, со свежим кисло-сладким вкусом и словно слегка газированное.

— Тебе нравится? — спросил Нурий.

— Да, всё очень вкусно, спасибо, — проявила я вежливость.

— А шулик? — он указал на напиток.

— Да, тоже приятный.

— Я его сам сделал. Я рад, что тебе нравится, — он расплылся в довольной улыбке и будто невзначай подвинулся ближе.

— Ты молодец, — снова похвалила я и уставилась на блондина с подозрением: — Он что, туманит разум?

— Нет, нет, что ты! — поспешил заверить Нурий. — Бодрит, успокаивает и повышает настроение.

— Скажи мне, как вы вообще тут живёте? — вздохнула я, оглядываясь по сторонам. — Скука же смертная.

— Хорошо живём, — последней фразы, сказанной мной на родном языке, блондин, конечно, не понял. — У нас есть всё, что нужно. Оставайся и ты со мной, я буду очень рад, — добавил, проникновенно заглядывая в глаза. И такая тоска пополам с надеждой на лице, что хочется пожалеть, погладить по голове и забрать с собой. — Я обещаю, тебе будет очень хорошо со мной! Слияние — это самое прекрасное, что есть в жизни! Это единственное, ради чего стоит жить. До слияния мы ведь почти не живём, а потом… Ты как будто становишься, наконец, целым. А счастье обретения потомства вообще ни с чем не сравнить! Неужели тебе не хочется всё это испытать?

Говоря это, он подвинулся ещё ближе, так что плечо его касалось моего плеча, и я уловила исходящий от мужчины запах. Смутно знакомый, похожий на какие-то земные благовония; сладко-горький, тяжеловатый, но приятный. Ну надо же, у них тут даже одеколоны есть?

— Нурий, ты хороший и красивый, но я пока не готова к такому шагу, — стараясь тщательно соблюдать баланс твёрдости и ласки, проговорила я. — Я уверена, что тебе ещё повезёт встретить свою вторую половину.

— Но я готов ждать столько, сколько потребуется! — возразил он. — Тебя. Ты изумительная! У тебя такие красивые глаза, ты так чудесно пахнешь… Так сложнo быть рядом и не иметь возможности коснуться!

И лицо близко-близко, а губы у него всё-таки очень красивые. Интересно, целоваться блондин не умеет совсем? Или хотя бы какие-то теоретические познания есть? Научить егo, что ли?..

А запах стал плотнее, гуще. И я поняла, что от него начало слегка ломить виски. Или не от него, или это меня так от шулика развезло, которого я как-то незаметно для себя хлопнула целую пиалу?..

— Сочувствую, — прозвучало резче, чем хoтелось. Когда я чуть отодвинулась, взгляд Нурия стал совсем больным и несчастным. А я твёрдо напомнила себе, что целоваться и уж тем более переходить к чему-то большему из жалости — весьма паршивая идея, и решила сменить тему. — асскажи лучше что-нибудь интересное. Ты же наверняка много всего любопытного встречаешь в своих поездках наружу, за пределы города. Как там бывает?

Нурий сначала долго не мог понять, чего я от него хочу. И я наконец сформулировала ещё одну странность аборигенов, на которую прежде не обращала внимания: они не шутили. Совсем. И понятия «смешной ситуации» у них, похоже, не существовало. Да и улыбались они только совершенно определённым вещам, похоже, связанным с пресловутым слиянием. Блондин сиял лишь тогда, когда я одобряла его знаки внимания.

До чего же несчастные всё-таки существа. Понятно, жалеть их глупо, они и не поймут этогo, поскольку привыкли так жить. Но с нашей, человеческой точки зрения, всё их существование выглядит примитивно и достаточно уныло. Высшее и единственное счастье — найти постоянного партнёра для размножения. Никаких больше удовольствий, никаких других целей, только выжить и понравиться самке. А как же экзистенциальные вопросы и высшие потребности? Творческий поиск, самовыражение, признание? У них даже возвышение в коллективе завязано на всё том же слиянии!

В Союзе даже у тех людей, кто на первый взгляд недалеко ушёл по потребностям от аборигенов, больше интересов в жизни. #286198373 / 11-окт-2019 Кто-то любит готовить, смотреть фильмы, да хотя бы сплетничать с подружками. А эти…

Что-то я всё больше сомневаюсь в их разумности и цивилизованности. Или, по крайней мере, в близости их разума человеческому.

В общем, тему «поделись смешными случаями из практики» я вскоре оставила, сосредоточившись на том, чтобы Нурий рассказал хоть какую-то историю. Ну происходит же у них что-то в жизни! Да хоть бы вот даже те подрывники, ворующие еду.