— Ты слишком добрая Эйре. С врагами нужно быть жестче. — Бран, ласково улыбнулся.

— При следующей встрече я не дам слабину.

В австерии нас встретил посыльный из магазина нессы Этне. Туат забрал коробку и вознаградив мальчишку золотым, проводил меня до комнаты. Всю дорогу до австерии мы молчали. Я пребывала в странном настроении. Радость от предстоящей встречи с мужем смешалась с горечью расставания. Бран стал для меня строгим старшим братом, со скрежетом я призналась себе, что мужчина завладел частичкой моего сердца и мне грустно и больно расставаться с ним. Но в это я никогда не признаюсь туату. Бран положил коробку на кровать и обернулся ко мне.

— Пора прощаться. Да благоволят к тебе боги Анвна неугомонная маленькая тир ши!

— Да не оставит тебя милость Великой Ану упрямый туат! — В тон ему ответила я, сглотнув горький комок, дрогнувшим голосом призналась. — Бран, ты свободен от клятвы.

— Я же говорил, ты слишком добрая Эйре, — он щелкнул меня по носу, — подбородок выше, грудь вперед. Или ты передумала и решила напугать племянника распухшим, красным носом?

— Дурак.

Бран не слышал последнего высказывания, он ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Покинул мою жизнь также внезапно, как и появился. По щекам бежали горячие слезы. Я ожесточенно растерла их по лицу. В душе под струями воды я дала волю чувствам. Минутная слабость перед новым испытанием. Где-то в области солнечного сплетения рождалась невыносимая боль. Я согнулась пополам и сползла по стене на пол. Вода стекала по обнаженному телу и стремилась в водоворот у сточного отверстия. Предчувствие чего-то страшного и неизбежного окутало ледяным коконом и вонзило острые иглы в нежную кожу. Очнулась от собственного крика. Во рту почувствовала привкус железа. Провела языком по нижней губе, слизывая кровь. На трясущихся ногах встала. Закрыла кран, и вышла из ванной комнаты, обмотавшись простыней. Несколько раз сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Малыш дал знать тревожным импульсом, погладила живот и тихо произнесла:

— Все хорошо малыш. С мамой уже все в порядке.

Я подошла к кровати и открыла коробку. В ней лежало платье из тончайшей материи. Провела по гладкой струящейся ткани ладонью. Похоже на шелк. От лифа до подола по центру шла вышивка из забытых символов, сплетенных в единый орнамент. Лиф украшали ветки дуба и боярышника — символы сидха Эохайд и Ану. Любовно погладила вышивку еще раз. Не спеша, я высушила волосы и одела платье.

Я смотрела на отражение в зеркале, и оно вызывало смутные воспоминания. Распущенные волосы завиваются в локоны и ниспадают на плечи и дальше до поясницы. У отражения глаза цвета весенней травы и черты лица напоминают бабушку. Я моргнула. Наваждение исчезло. На меня смотрели привычные глаза орехового оттенка. Глаза моего отца. А вот остальные черты лица я взяла от бабушки. Я склонила голову набок. Чтобы сказал Конол, если бы увидел меня сейчас, в этом платье? В дверь постучали. Я вздрогнула, разрушая образы прошлого.

— Здравствуй Юля, — я глядела на того, кого меньше всего ожидала увидеть на пороге своей комнаты, — можно войти?

— Проходи, — я пропустила мужчину и, закрыв дверь, обернулась к нему.

— У нас пятнадцать минут, прежде чем сюда ворвется Хаято. Я знаю, как предотвратить твою смерть и гибель твоей дочери.

— Я слушаю тебя, Мурад.

— Отойди от моей жены! — Прорычал Хаято, как только снес дверь с петель, она теперь сиротливо лежала у его ног.

— И я, приветствую тебя, друг мой! — Будничным тоном ответил Мурад, ни один мускул на его лице не дрогнул.

Лицо Хаято исказилось от гнева, зрачки стали вертикальными, а радужка стремительно слилась с белками, меняя цвет на жидкое серебро, ногти на пальцах рук удлинились и потемнели, превращаясь в острые когти. Я заглушила сдавленный вскрик, прижав ладонь к губам. Непроизвольно сделала шаг вперед, но тут же остановилась, поймав на себе предостерегающий взгляд синих глаз. Я отступила назад, за спину химерийского ястреба больше не предпринимая попыток, рванутся к мужу. Сцепив руки за спиной, я опустила глаза вниз. Потянулись самые тяжелые минуты в моей жизни.

— Шакхар.

В ответ последовала отборная ругань, я подняла глаза и наткнулась на немигающий взгляд драконьих глаз, перехватило дыхание от обрушившихся чужих чувств — горечь и тоска. Я сморгнула. Непрошенные слезы оставили обжигающий след на щеках. Хаято смотрел уже на Мурада. Лицо застыло в бесстрастной маске. Голос звучал спокойно, даже как-то отстраненно.

— Мурад отпусти ее. Позволь я отправлю ее домой. Предсказание о спасении мира всего лишь бред безумного старика. Неужели ты веришь до сих пор словам Конола? Он всегда преследовал лишь свои цели. Ты как никто другой должен знать это.

Хаято замолчал, не сводя напряженно-внимательного взгляда с химерийца. Мурад не отвечал. Молчание затягивалось. Первым не выдержал Хаято.

— Да чтоб тебя вирги сожрали! — Он перевел мрачный взгляд на меня. — Юля, почему ты молчишь? Тебя устраивает все? Скажи что-нибудь. Не молчи светлячок. Он угрожал тебе?

— Нет. Мурад не угрожал мне. Я приняла решение самостоятельно и уйду с Мурадом. — Я старалась отвечать сухим тоном, но на последних словах голос дрогнул, выдавая мое волнение.

— Я не позволю, — отчеканил муж, смерив меня убийственным взглядом.

Он сконцентрировал свое внимание на химерийце. Они долго играли в гляделки, не желая уступать друг другу. Наконец Хаято прервал визуальный контакт и произнес севшим голосом:

— Ты нарушил клятву.

— Что все это значит? Эйре!?

На пороге комнаты появился бледный туат. Бран быстро оценил ситуацию окинув нашу «дружную» компанию проницательным взглядом. Но Мурад начал говорить первым.

— Бран я рад, что ты принял мое приглашение и присоединился к нам. Мы ждали только тебя. И отвечая на озвученные и не озвученные вопросы — буквально через несколько минут, если быть точным через пять минут купол над безжизненным континентом Арморика рассеется. Думаю, все присутствующие понимают, что за этим последует. Предлагаю не терять больше время. Юля ты готова?