— Его увезли на скорой? — осторожно спрашиваю я.

— Увезешь его! — сетует Павла Борисовна. — Поставили укол. От госпитализации он отказался. Собирается спать в кабинете. Хотели пригласить его к себе, в комнату Павла Денисовича.

— Сомневаюсь, что он согласится, — качаю я головой.

— Он и не согласился! — вздыхает Павла Борисовна.

Промучившись часа два от сознания собственной вины, проворочавшись с боку на бок в надежде заснуть, я встаю и крадусь в его кабинет. Уговариваю себя так: краем глаза посмотрю, что с ним все в порядке, и убегу. А если не в порядке — вызову скорую еще раз.

Александр Юрьевич с закрытыми глазами сидит в глубоком кресле без пиджака, в расстегнутой до пояса рубашке. Лицо бледное, спокойное. Не похоже, чтобы он дышал… Надо проверить… Я, конечно, клятву Гиппократа не давала, но и об оставлении человек в опасности статью помню…

На носочках подхожу поближе, наклоняюсь, прислушиваюсь… Дышит! Так же на носочках разворачиваюсь и делаю маленький шаг по направлению к двери. Крепкая рука хватает меня за подол халата и тянет назад. Второй раз за сегодняшний ночной вечер с визгом прижимаюсь к твердому Холодильнику.

Одной рукой он уверенно держит меня за талию, другой приподнимает мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

— Вы упорны, госпожа Симонова-Райская, — говорят его горячие даже на расстоянии губы. — Я ослаблен болезнью, и у меня нет сил сопротивляться вашей настойчивости.

Не успеваю ни взвизгнуть еще раз, ни хрюкнуть от такой наглости: горячие мягкие мужские губы прижимаются к моим.

Если женщина идёт с опущенной головой -

у неё есть любовник!

Если женщина идёт с гордо поднятой головой -

у неё есть любовник!

Если женщина держит голову прямо -

у неё есть любовник!

И вообще — если у женщины есть голова,

то у неё есть любовник!

Фаина Раневская

— Вы хотите меня заразить? — растерянно спрашиваю я, отобрав свои губы у губ Холодильника.

— Я хочу удовлетворить ваше любопытство, — шепчет Холодильник.

— Мое любопытство, вернее, мое беспокойство по поводу вашего здоровья ничего общего не имеет с… поцелуями. Тем более это… негигиенично, — говорю я, упираясь ладонями в железную грудь Александра Юрьевича. Замечу: голую железную грудь, едва прикрытую расстегнутой белой рубашкой.

— Какой ужас! — послушно соглашается со мной Холодильник. — Слизистая — настоящий рассадник микробов и вирусов.

— Рада, что вы это понимаете, — действительно радуюсь я, пытаясь встать с его колен.

Но никто меня и не думает отпускать. Две широкие большие ладони аккуратно обхватывают мое лицо и приближают к лицу Холодильника.

— Я уверен, что ваш иммунитет, госпожа Симонова-Райская, обладает противовирусными свойствами. А у моего уставшего организма нет сил бороться с вызванным болезнью наваждением, — снова шепчет Холодильник мягко, почти нежно и целует меня, противореча этой нежности, сильно, крепко, я бы даже сказала, страстно.

— У вас гриппозный бред? — с трудом вырвавшись, сердито спрашиваю я. — Вы меня с кем-то путаете, господин Климов-младший, например, с котенком…

— Я ни с кем не могу вас перепутать, — отрицательно качает головой Холодильник, глядя на меня своими выразительными карими глазами, светящимися каким-то лихорадочным блеском. — Вы отравили мое существование за последние несколько месяцев.

— Я?! — кричу я, начиная бороться за свободу и руками, и ногами. — Вы… прохиндей!

— Я еще предыдущие звания, данные вами, не успел поносить, — тихо смеется Холодильник, зачем-то взяв мою правую ладонь и положив себе на лоб. Лоб у него прохладный.

— Прекрасно! — снова начинаю использовать все четыре конечности, чтобы встать с его колен, но терплю неудачу. Сильные руки почти без усилий удерживают меня на мужских коленях. — Получайте еще! Вы заслужили! Носите с удовольствием. Мошенник. Жулик. Ловкач.

— Может, запишете? — улыбается Холодильник своей очаровательной мальчишеской улыбкой, совершенно меня обезоруживая. — Память у меня неплохая, но болезнь, знаете ли, влияет…

— Пожалуйста! — тоже улыбаюсь я против воли. — Пройдоха. Плут. Аферист. Шельмец.

— В ваших устах звучит как музыка, — серьезно сообщает мне Холодильник и снова целует меня, с каждой секундой распаляясь все сильнее и углубляя и без того глубокий поцелуй.

Совершенно не понимаю, что мне сейчас делать. Конечно, за первую неделю нашего общения я сама невольно убедила его в том, что готова предложить большее. А теперь, несмотря на все мои объяснения, он мне не верит и идет напролом. И этому разбуженному мною зверю недостаточно его милого котенка. Ему зачем-то нужна я. Зачем — понятно, конечно. Но в роли любовницы Хозяина разовой или долгоиграющей я себя совершенно не представляю. Хотя, когда он так улыбается… И так целуется…