Следующие две недели проходят на удивление спокойно. Александр Юрьевич появляется в агентстве всего три раза, увидев меня, вежливо здоровается. Не вызывает с отчетами, не просит почитать сценарии, не приводит новых клиентов.

Затишье благотворно сказывается на моем настроении и работоспособности. Замечательно проходят два детских праздника. Один из них для Сашеньки, чудесного мальчика-инвалида детства. Его праздник из нашей благотворительной программы, которую начал еще Юрий Александрович, подключившись к работе одного из фондов помощи детям.

Сашенька создает удивительные рисунки большими пальчиками своих больных ножек. Ручек у него нет. Совсем. Мы обыграли героев его рисунков, сшив волонтерам костюмы по эскизам мальчика. Волонтеры разыграли юмористический спектакль на основе любимых детских стихов поэтов самых разных исторических эпох. Сам Петровский, сразу согласившись помочь в реализации этого проекта, сыграл нам на музыкальных инструментах множество веселых композиций.

Утомило только телевидение. Ни я, ни мой помощник Димка не справлялись с напором тележурналиста Захара Синицына, сующего свой нос везде и всюду. Поэтому и подготовка к празднику, и сам праздник для меня были подпорчены его навязчивым присутствием. Захар постоянно находился рядом, буквально дышал в затылок — и это не метафора. Ходил за мной по пятам, задавал сотни ненужных вопросов.

— Мы оговорили круг ваших вопросов с пресс-службой Климова, — вежливо напоминала я время от времени, но это мало помогало.

Можно было, конечно, пожаловаться Павле Борисовне, которая быстренько выставила бы съемочную группу, нарушающую договоренности, из агентства. Но тогда праздник остался бы без освещения на телевидении, а мне и всем нам было важно показать Сашеньку и его работы как можно большему количеству людей.

— Захар! Вам не надо сюда. Это женская гримерная, — аккуратно удерживает Захара нервничающий Димка, когда я скрываюсь от назойливого журналиста в комнатке, где переодеваются и гримируются волонтеры — наша массовка.

Студентка театрального училища Полиночка Треухова приклеивает себе длинные накладные ресницы, голубые и блестящие. В голову приходит освежающая мысль:

— Полиночка! — обращаюсь я к девушке. — У меня много работы. Могу я поручить вам тележурналиста? Его надо сопровождать и занимать разговорами. Справитесь?

— С Синицыным? С Захаром? — с придыханием спрашивает Полиночка, усиленно моргая голубым блестящим чудом, делающим ее похожей на Мальвину, буфетчицу из сельского магазина и инопланетную принцессу одновременно.

— С ним! — подтверждаю я.

— Господи! Конечно! — почти визжит Полиночка.

Но последний тактический ход избавляет меня от Захара не более, чем на полчаса. Захар снова появляется возле меня со своим оператором, щуплым мужчиной, неизвестно какими усилиями держащим огромную телекамеру.

— Похоже, это твой личный поклонник! — докладывает уставший и злой Димка. — Ни за что на Полинку не отвлекся.

— Он меня лапает! — шиплю я без сил. — Закончится праздник, и я ему врежу. Терплю из последних сил. Вот отснимет весь материал…

Под игру на балалайке девочка из детской театральной студии читает стихотворение Саши Черного, к которому нарисовал иллюстрацию художник-инвалид Сашенька.

На столике банка.

Под банкой стакан,

Под стаканом склянка,

В склянке таракан…

Ах, как ему стыдно!

Не мил ему свет…

Все насквозь ведь видно,

А он — не одет…

Аукцион Сашенькиных картин, который задорно, с огоньком проводят его счастливые родители, выручает раз в десять больше, чем запланировано.

Впечатленный праздником, Сашенька неожиданно просит разрешения нарисовать мне в подарок картину.

— Конечно! — комок в горле еле дает проговорить следующие слова. — Буду с нетерпением ждать, Саша.

— Нет. Не надо долго ждать. Я хочу подарить сегодня, сейчас, — хватает мою руку хрупкой ножкой восьмилетний белокурый мальчик. — Я сейчас нарисую.

Отец Сашеньки приносит все, что мальчику необходимо. Костик садится к роялю, а Борис Константинович Петровский берет в руки гитару. Под легкий мотив всем известной детской песенки на нежно-голубом листе пастельными мелками правая ножка Сашеньки сначала выводит нежный абрис девушки с высокой прической, потом ярко-красный мелок завершает портрет: у девушки появляется тело в форме сердца.

Радостный мальчик вручает мне рисунок. Обнимаю его и целую в худую щечку. Поднимаю глаза и вижу строгое просветленное лицо Холодильника и… слезы в глазах Прохора Васильевича, стоящего рядом с Хозяином.

После праздника, воспользовавшись всеобщей суматохой, меня откровенно зажимает в углу возле барной стойки Захар Синицын.

— Вы — настоящее чудо, Ниночка! — жарко шепчет он моему правому уху. — Я могу договориться, чтобы вас взяли работать на телевидение. Такое маленькое агентство — не ваш уровень. Моя протекция дорогого сто…