Он вылез на крышу и оглянулся: понял сразу, что враг проник в город. На улицах Монатавана кипел бой... Повернул голову к черной цитадели, где мелькали факелы и звон металла доносился даже сюда — в бедный жилой квартал.

Водан увидел, как в маленьком внутреннем дворике позади их дома несколько людей пытаются отодвинуть решетку в саду, закрывающую сточную канаву. Скатился по черепице, повинуясь безотчетному чувству, побудившему его присоединиться к ним. Две женщины, старая и молодая, прижимающая к груди младенца, и старик сдвигали тяжелую решетчатую крышку, закрывающую вход в подземный коллектор. Одна из женщин, их соседка Мартина, узнала его.

— Водан, помоги...

И девятилетний мальчик оказался именно той недостающей силой, которой им не хватало, чтобы поднять чугунную решетку.

— Что там? — шепнул он, обращаясь к своим невольным спасителям.

 — Никто не знает, что там, — так же тихо прошептала Мартина. — Но здесь — смерть...

Они опустились в зловонную воду, стекающую вниз. Молодая женщина, прижимающая к груди вдруг закричавшего тоненьким голоском младенца, поскользнулась на покрытом слизью и грязью стоке и провалилась вниз. За ней последовала старуха. А Водан и старик сумели закрыть проход, чтобы не возбудить подозрений у тех, кто увидит маленький внутренний дворик уже опустевшего дома.

Канализационный проход вел глубоко под землю, вливаясь в подземный коллектор, неизвестно кем и когда проложенный — Монатаван был старым городом, не одно поколение людей сменилось здесь с момента его постройки. Люди уже забыли, кто и когда проложил первые подземные сообщения...

Все четверо шли под землей, погрузившись по пояс — а Водану зловонная грязная вода доходила местами почти до шеи, — петляя, опускаясь все глубже и глубже под землю. Куда они идут? Куда они бредут во мраке неизвестного подземного лабиринта? Сколько времени они так петляли, пока вдруг не услышали приглушенные отдаленные голоса, плач и причитания женщины и стон мужчины?

Подземный коридор вывел их в большое помещение, вода отступила. Ноги ступали уже не по скользкому, покрытому струящейся водой туннелю, а по каменному полу, который тут же стал мокрым от стекающей с беглецов воды. Не было видно ни зги. Их услышали — вернее, их шаги. И плач, раздающийся рядом, и стоны внезапно прекратились. Они замерли, натолкнувшись друг на друга. Замерли и те, кто уже находился во влажном, душном зале. Некоторое время молчали все, потом не выдержала Мартина, по-прежнему прижимавшая ребенка к груди.

— Кто здесь? — ее голос разнесся по всему пространству большого помещения.

Кап-кап-кап... капала вода, нарушая вновь наступившее молчание. Отозвалась женщина, в голосе слышался испуг:

— А вы кто? Откуда?

— Сверху, — вдруг произнес старый Родри, сжав внезапно Водану холодные, узкие плечи костистыми пальцами.

— И мы... сверху, — сказала невидимая женщина. Помолчала и добавила: — Город будет взят.

— Откуда ты знаешь? — воскликнула старуха, жена Родри, шамкая беззубым ртом.

 Ей ответил мужчина:

— Обнаружен подземный ход. Армия мятежного Валласа ворвалась в город. Войско раскинулось за стенами... Если им удастся открыть ворота — Монатаван падет.

— Что здесь? — не смог сдержать вопроса Водан.

— Склеп.

— А как вы сюда проникли?

— Как и вы, через подземный туннель под городом...

— Мы сможем выйти? — забеспокоилась Мартина.

— Сможем, — спокойно заметил невидимый мужчина. — Вот только неизвестно, зачем мы выйдем и куда... Если город взят, нас убьют тут же. Если подождем несколько дней, возможно, захватчики пойдут дальше, и нам удастся сохранить наши жалкие жизни.

Снова наступило тяжелое молчание. Молодая женщина опустилась прямо на пол и дала разревевшемуся младенцу грудь. Раздалось тихое чмоканье и сопение маленького заложенного носика.

— Устраивайтесь поудобнее, — произнес тот же голос. — У нас впереди долгое ожидание...

Но устроиться поудобнее им как раз и не довелось. Семеро уцелевших жителей Монатавана начали умирать один за одним.

Раненый мужчина умер на следующий день. И, умирая, позвал Водана:

— Парень... Ты должен остаться в живых. Если в этом мире есть хоть какие-то законы, хоть какая-то справедливость, если боги окончательно не отвернулись от него — кто-то должен остаться живым... На женщин не полагаюсь: их всегда забирает победитель, они умудряются полюбить врагов и родить от них детей... Но ты — ты вырастешь, и ты будешь помнить... ты будешь помнить все, что здесь произошло... Будешь? — вдруг переспросил, задыхаясь и без конца облизывая совершенно пересохшие губы.

Все ходили пить зловонную, липкую воду, капающую на выходе из зала. Поначалу Водан не мог представить, что ее можно не то что проглотить, а просто взять в рот. Но к концу первого дня жажда стала нестерпима...

Здесь, в подземелье, было сыро, но невероятно душно. Из трещин в земле просачивались газы, вызывающие слезотечение и боль в глазах, в носу и горле. И эта вонючая, мерзкая, отвратительная вода, тем не менее, помогала...

Раненый сказал сразу: «Я ухожу... Я потерял слишком много крови, не трогайте меня...» Это был мирный человек. Он сам говорил, что за всю жизнь никогда в руках меча не держал — лишь нож для разделки скотины и мясной топор, да и то с неохотой. Его дед был гончар, как и отец. С детства он делал посуду и большие чаны для хранения пищи и воды.