— Что?

— Я говорю, кто-нибудь знает, что на самом деле там произошло?

— Кто знает? Ты. Я. Алиса ещё кое-что.

— Вот. Алиса. А если однажды Алиса решит отцу об этом рассказать? Может такое быть?

— Может, от этой стервы всего можно ждать, — сжал челюсти Валера.

— И вот когда Алиса расскажет отцу, что Вуйчики приехали сюда прибрать к рукам полис, то что ей Аттал скажет?

— Что?

— Что он уже слышал эту версию, но Вуйчики — его друзья, они сто лет вместе и не нужно придумывать херню, потому что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Понял теперь? Аттал Иванович из тех людей, которые верны своему слову. И, если он один раз что-то сказал, то потом он уже не переобуется* (не изменит своего мнения).

Валера медленно покивал головой, переваривая то, что произнес Алекс, а потом горячо произнёс:

— Я вижу, что не ошибся в тебе, мой друг! Ты голова, правильно придумал! Короче, я беру свои слова обратно и извиняюсь. Доктор — ты мозг, и далеко пойдешь, поверь мне. Пусть не в нашей теме, так в любой другой. И не забывай, что я остаюсь верным своему слову и помогу тебе в любой, самой крайней ситуации. Короче, если я тебе понадоблюсь по важному делу, то приезжай в герусию, на втором этаже кабинет номер такой-то, там сидит начальник финансового отдела, скажешь ему, что нужна помощь — и вскоре тут об этом узнают. Запомнил?

— Кабинет номер такой-то, начальник финансового отдела. А как его зовут?

— У него на двери написано, поэтому не запоминай.

— А если это будет не тот?

— Торт, не торт, Саша. Просто приди и скажи. И всё передадут. Понял?

— Понял, — кивнул головой Алекс, и мужчины крепко пожали друг другу руки.

**

Чуть позже он уже подъезжал к своей остановке. Выйдя из электробуса, он увидел знакомую до мелочей картину: ржавеющие гаражи, исписанные краской, прибитые к деревьям толстые ветки вокруг костровища, кусты и деревья — в общем, все то, что называлось лесной периметр и окаймляло один кампус, отделяя его от другого. Оглядевшись вокруг, он сказал: «о-хо-хоюшки-хо-хо», и потопал по направлению к дому с пакетом в руке. Вокруг зеленело лето, на туфлях привычно оседала пыль с дороги, в траве стрекотали кузнечики. Через некоторое время Алекс дошел до магазина дяди Гаспара и тут вспомнил, что дома-то нет никакой еды. Впрочем, в кармане рубахи у него была приличная пачка денег, которой рассчитался с ним Аттал, и он впервые задумался о том, куда её потратит. Решил, что разумней начать с покупки пищи, приятной душе и телу.

— Вай, кто к нам пришел! Гаяне, душа моя и счастье, погляди, кто к нам явился?! Это же наш Алек! Как долго я тэбя не видел, мой дорогой друг! — Гаспар вышел из-за прилавка и подошел чтобы обняться.

— Ай, красавчик! — воскликнула Гаяне, — Ты где пропадал, почему забыл тетушку Гаяне? Уже какой месяц тебя не вижу, не слышу.

— Несколько недель меня не было всего. — Алекс обнял и её. — Просто в другом месте жил. По работе послали.

— По работе, значит? — ухмыльнулась она. — И как эту работу зовут? Уж не та ли это работа, что приезжала за тобой на красном мобиле?

— Там долгая история, теть Гаяне, потом расскажу! И нет, и да, — ушел от ответа Алекс. — А сейчас зверски хочу жрать, иначе не скажешь! Простите меня, дядя Гаспар, со вчерашнего дня ничего не ел. Дайте мне что-нибудь вкусного, очень прошу, — с этими словами он вытащил увесистую пачку денег. — И чтобы быстро приготовить.

— Зачем готовить? Гаяне, душа моя и сэрдце, положи парню нашей долма, и побольще, нэ жалей. А ты, Алик, садысь, не отнэкивайся, сейчас мы собэрем тэбе покущать на сэчас и на потом. А завтра, или когда хочещ, заходи к нам вэчерком, посидим, щащлик сдэлаем, вино попьем. Если не сегодня, то хоть когда, в любой дэнь. Бэз дэнег, просто от души!

Через некоторое время, с чувством глубокой благодарности и тяжелым пакетом Алекс направился домой. По дороге он спросил у деда Никона за здоровье и поздоровался с тетей Магдаленой. Завернув за угол соседнего дома, Алекс вошел было в свой двор, как нос к носу столкнулся с управляющим. Тот аж взвился, завозмущавшись пронзительным голосом, будто привлекая к себе внимание, хотя никого рядом не было:

— О-го-го, а кто это к нам пожаловал? Сам господин Церебраун собственной персоной — заслуженный должник и пьяница! Ой, простите, вы же не пьяница, вовсе нет! Вам же нельзя говорить правду, вы сразу начнёте базлать* (ругаться), что к вам, видите ли, цепляются! А ещё вам, оказывается, можно то, что другие жители себе не могут позволить! Да? Все, значит, вовремя платят за аренду, один господин Церебраун, видите ли, изволит задерживать на два месяца, да ещё и на звонки дверь не открывает. Я уже две недели захожу к вам каждый вечер, квитанции заношу и, что думаете, не слышу, как вы там прячетесь от меня?! Деньги пропили, теперь платить нечем, да? Думаете, можно от меня сбегать, как трусливая…

— Слышь ты, потрох говяжий, ты хлеборезку-то прикрой, а то слюни летят! — Доктор в мгновение ока сделал угрожающее выражение лица, нахмурив брови и выставив челюсть. В голове его промелькнули сотни прекрасных трехэтажных выражений, которые он узнал за последний месяц. Все его тело пронзило величие спокойной, уверенной ярости. Он потыкал пальцем в грудь остолбеневшего управдома. — Если у тебя в голове вместо мозгов говно, то не нужно вонять через рот, потому что нормальным людям неприятен такой запах! А когда людям неприятно, то они делают страшные вещи.

— Послушайте, как вы?..

— Ты, вообще, русский язык знаешь? Знаешь? Вот тогда на нём и помолчи! Чем меньше рот раскрываешь, тем зубы целее, стоматологи говорят. Когда с тобой нормальные люди разговаривают, то ты просто стоишь и гривой машешь…

— Что вы себе позволяете? Да я на вас жаловаться…

— А ты чего такой смелый стал, у тебя, может быть, здоровья много? Так это можно легко вылечить. Слышал истории, когда люди здоровья лишались за один день? Слышал? Так вот, я — тот, кто пишет эти истории. Понял? Истории болезни называются. Ты же знаешь, кто я?