Удержав его руку, Арина буркнула:

– Я джинсы надену. Не жалко будет замочить.

– Ты заметила? Я захватил свой желтый зонт.

– Черт возьми! Он еще жив?

– Мы тоже еще живы. Иногда мне кажется, что мы даже молоды.

– Старик, – произнесла Арина трагическим голосом ди-джея, – без «Молодежного канала», ты – старик.

Кирилл кивнул в сторону проигрывателя:

– Что слушаешь?

– Невежда! Это Рахманинов.

Он виновато чмокнул ее в макушку:

– Маленький, а я ведь хочу предложить тебе одну вещь…

Она выхватила: предложить. Это Кирилл понял по мгновенно расширившимся зеленоватым глазам. Промелькнувшее у нее в голове: «О, нет!» было столь ослепительно, что Кирилл сумел прочесть.

– Поехать! – выпалил он, еще не успев мысленно, составить предложение.

Просто бросил ей слово, как спасательный круг: живи, живи, я совсем о другом!

– Мило! Куда на этот раз? – облегчение тепло задрожало в ее голосе – низком, завораживающем, неожиданном для ее маленького тела. – Ты же знаешь, мне некогда болтаться по миру. Действие любой из моих книг происходит в этой стране.

– Недалеко. К Лари.

– Черт возьми!

– Обожаю, когда ты ругаешься!

– Твой босс хочет приготовить рагу из молодого прозаика?

«Мне удалось ее удивить, – с облегчением подумал Кирилл. – Теперь осталось убедить».

Он бросил на диван черные джинсы и теплый пуловер песочного цвета – в тон ее волосам. Потом, заставив Арину поднять руки, стянул с нее потерявший форму свитер. Под ним, как всегда, ничего не было, и Кирилл не утерпел, воровски вобрал губами ее грудь.

– Эй-эй! – возмущенно прикрикнула Арина. – Ты что это делаешь? Так мы уж точно никуда не пойдем!

«А я уже никуда и не хочу», – подумал Кирилл, но тут же вспомнил, что без него она так и просидит еще сутки в задымленной комнате.

– Все, – вздохнул он и стал одевать ее, приговаривая, как делают любящие мамы: – Сейчас мы с тобой отправимся на прогулку… Я открою свой желтый зонт, и мы представим, что идет «слепой» дождь. И я куплю тебе шоколадку, хочешь?

– А когда я не хотела шоколада? – отозвалась Арина.

Застегнув ей джинсы, он выпрямился и на какой-то миг замер в растерянности, внезапно увидев себя ее глазами: слишком изысканный овал лица, слишком бледная кожа, слишком нежный рот, слишком красивые серые глаза, слишком густые ресницы… Однажды Арина сказала, будто его можно определить одним словом – королевич. В этом прозвище проглядывала насмешка, но Кириллу нравилось, когда она так его называла.

– Ну пойдем, – позвала Арина. – Мне уже самой захотелось гулять.

«Моя хитрая лгунья, – подумал он с нежностью. – Удастся ли мне перехитрить тебя?»

Прихватив собаку, они спустились вниз. Пока Кирилл открывал зонт, она придерживала дверь подъезда, чтобы Цезарь не потерял их. Когда они нырнули под дождь, он обнял ее за плечи и оглянулся на свою «Ауди», которая осталась мокнуть у подъезда.

– Свистни ей, – усмехнулась Арина. – Может, и она отправится с нами? А то у тебя сейчас слезы покатятся.

– Не покатятся, – заверил он. – Тебе смешно, да? Но ты же любишь свою печатную машинку. Я слышал, как ты с ней разговаривала.

– Только если она брыкается. Иногда у нее бывает…

– Может, от того и бывает, что она начинает скучать по твоему голосу?

Арина снисходительно бросила:

– Глупый. Почему ты стал кулинаром? С твоей сентиментальностью надо было писать стихи.

– А кто бы тогда кормил нас обоих? – спросил Кирилл и пожалел об этом, потому что Арина вполне могла ответить: «Меня тогда кормил бы кто-нибудь другой. А тебя не знаю».

Но она сказала:

– Помнишь «Любовников с нового моста»? Мы бы ночевали под открытым небом и промышляли воровством.

– Это никогда не поздно устроить…

– Но лучше не спешить.

Они рассмеялись, а дождь шумно зашелестел от порыва ветра. Арине подумалось, что в смехе ее королевича всегда слышится надрыв, будто он делает это через силу, чтобы не заплакать. В этом она не могла обвинить себя: когда они познакомились, Кирилл смеялся также. Она перевела взгляд на Цезаря, который ошалело носился кругами, шлепая по лужам. Намокшая шерсть из золотистой стала медовой, а с морды не сходила счастливая улыбка. Было заметно, что в эту минуту он из благодарности готов полюбить Кирилла.