– Ты смотри, какая точность! – снова раздался насмешливый голос, – с чего бы…

Седоус недовольно поморщился и обернувшись к говоруну, рявкнул: « Помолчи, Крапива!» и снова к Теняте: – Продолжай!

Тенята кивнул: – Так вот, стреляли с шести шагов.

Он протянул Седоусу кованый самострельный болт. – Глубоко вошёл, почти полностью, я его еле из тела вынул.

Седоус принял из руки Теняты железный, окровавленный стержень.

– Болт не бронебойный, – продолжил Тенята, – на трупе и кольчуга, и нагрудник, а он их как кусок бересты пробил. Выходит, что стреляли с близкого расстояния…

– Рассказ свой продолжишь чуть позже и не здесь, – прервал Теняту Седоус, и повернувшись к воинам, крикнул: – Возвращаемся.

Подозвав к себе шутника, отдал приказ: – ты, Крапива, займёшься телами, доставишь их в кром. Там осмотрим их более тщательно. Не так ли? – седой варяг взглянул на Теняту.

– Было бы неплохо, – кивнул в ответ Тенята.

– Быть по сему! – Седоус вскочил в седло и направил коня прочь из оврага. Всадники потянулись за командиром. Крапива со своим десятком остались. Они, разобрав тела, уложили их на специально приведённых для этой цели коней, закрепив для страховки верёвками. И вскочив в сёдла, поспешили за основной группой. Шёл снег, мела метель. Переход предстоял небольшой, но неприятный. Ветер швырял в лица всадников пригоршни жёсткой, снежной крупы, но с другой стороны добрая позёмка сдувала с земли обильно падающий снег, унося его в тёмную даль. Так, что кони, выбравшись из оврага, бежали быстро и ходко, с каждым мгновением приближая своих всадников к дому и теплу. Прибыв в кром, Седоус первым делом, прямо во дворе, переговорил с вышедшими ему навстречу Ратибором и Вардой. Затем, прихватив с собой Теняту и Рудомира, направился в холодный дровяник, куда Крапива определил тела мёртвых разведчиков. Здесь, в дровянике, ничего не мешало ( ни снег, ни ветер ) более внимательно осмотреть мёртвые тела и сделать некоторые выводы.

– Что скажешь? – обратился Седоус к закончившему осмотр Теняте. – Девять стрел и самострельный болт, – Тенята чуть помедлив, добавил, – да, вот ещё, – и протянул Седоусу небольшую пластину, выточенную из куска дерева, – у десятника за пазухой нашёл.

Седой варяг внимательно осмотрел находку. На одной стороне пластины, чем-то острым были нацарапаны какие-то чёрточки и точки. С другой стороны на Седоуса скалилась искусно вырезанная голова степного волка.

– У кого, говоришь, нашёл?

– У десятника. У того которого из самострела…

– Знаешь, что это?

Тенята пожал плечами: – Может знак какой?

– Это хаканская пайцза, – хмурясь, произнёс Седоус, – эта пластина у степняков, как у нас княжеская верительная грамота.

– Интересно, чего такого вверил степной хакан этому десятнику, – задумчиво пробормотал Тенята.

Седоус гневно сдвинул брови: – А вот это надо ещё проверить! Действительно ли десятник ханский подсыл или кому-то очень хочется, чтобы мы так думали!

Тенята на этот раз решил промолчать, хотя на этот счёт у него были свои догадки. Рудомир тоже молчал.

– Ладно, сынки, – Седоус убрал сталь из голоса, – вы на меня, старика, не серчайте. Вспылил малость. Я же Хвата, десятника, то есть, давно знаю, точнее, теперь уже знал. Он всегда отличался честью и отвагой. А тут такое…

Седоус подбросил вверх пайцзу. Та, сделав в воздухе оборот, упала на широкую варяжскую ладонь. – Обидно, если всё то, что он делал, ложь, – седой варяг тяжело вздохнул, – ну, да ладно, чем злиться и вздыхать надо дело делать, – он подмигнул молодым воям. – Говорите, что вы обо всём этом думаете, – Седоус указал на тела убитых.

Рудомир кивнул Теняте, мол, давай, говори. – Я так мыслю, – начал Тенята, – что пайцзу эту десятнику подбросили. И подбросили её тогда, когда он был уже мёртв.

– Обоснуй.

Тенята подошёл к телу десятника. – Смотрите, – он откинул полу тулупа, – рубаха на вороте надорвана, как будто кто-то пытался второпях оттянуть ворот, и что-то засунуть за пазуху, в нашем случае это что-то – пайцза. Видать, второпях не рассчитал силы, вот и надорвал ворот.

– А может быть эта рубаха давно уже порвана, – возразил Рудомир.

– Нет, надрыв свежий, – Тенята присел возле тела на корточки, – и кроме свежего надрыва, на шее десятника свежая царапина. Если бы у меня на руке был перстень, то я, засовывая ему пайцзу, сделал бы точно такую же царапину.

Тенята для достоверности сделал движение рукой, словно что-то засовывая десятнику за ворот.

– Нд-а, похоже, – подтвердил Седоус, – похоже!

– А, может быть, что десятник, перед тем как его убили, сам оцарапался? – не унимался Рудомир.

– Может быть и сам, – не стал спорить Тенята.

– А может быть и не сам, – задумчиво произнёс Седоус.

Глава 8.

 Красива степь весеннею порою. Смотришь вокруг, и дух захватывает от буйной яркости весеннего разнотравья, от этой шири земной, что раскинулась без конца и без начала. Только где-то там, в дальней дали, почти сливаясь с горизонтом, еле еле синеет тонкая полоска гор. И вот, посреди этого простора, на ярко-изумрудном фоне молодой травы, то здесь, то там, словно ковры разноцветные, разбросаны пятна: то белые, словно глазурь сахарная, степные первоцветы – подснежники, то ярко-жёлтые, словно желток яичный – тюльпаны. А пройдёт ещё совсем немного времени и настанет пора цветения маков, и степь тогда "укроется" алым покрывалом.