Шрифт:
– Странно, я всегда думала, что утиный клан – один из самых больших.
– Да, но когда дело доходит до выбора пары, ты просто не представляешь, насколько он становится мал. Хотя что я тебе говорю. Этим летом и ты должна определиться с выбором супруга. Уже есть кандидаты на примете?
От любопытной болтушки Уткиной меня спас звон часов на ратуше. Полдень. Откланявшись, выпроводила посетительницу и поторопилась к главному зданию города. Чиновник из столицы прилетает в наши края раз в полгода. За это время у местных жителей накапливается множество вопросов.
Из другого конца улицы я видела огромную очередь – скорее всего, придётся стоять до вечера, чтобы передать прошение. Это уже обязательный ритуал, к которому я привыкла. Каждые полгода я выстаиваю очередь и подаю один и тот же документ, на который через три-четыре месяца мне приходит отказ. Протектор уже знает меня и со вздохом принимает бумагу, хотя исход моего дела ясен нам обоим.
Разрешение на охоту на лебедей было подписано Стефанией Кровавой много лет назад. Теперешним молодым правителям нет дела до трагедии какой-то маленькой стаи. Но, несмотря на это, я продолжаю писать прошения и передавать их в Савойю, столицу империи Орниталь, с просьбой убрать лебедей из списка птиц, на которых разрешена охота.
Я заняла очередь – люди стояли в ней с самого рассвета.
– Софья Лебедянская? – обратился ко мне незнакомец.
– Да, это я, – растерянно рассматривала мужчину в мундире императорской кавалерии. Если бы не изображение кавалериста на бумажных купюрах, я бы и не знала, что это солдат. Военных в наши краях почти нет, их лагеря находятся на восточной заставе на другом конце империи.
– Пройдёмте, чиновник хочет с вами поговорить.
Под любопытные взгляды ожидавших меня провели в обход очереди. Завтра каждая замшелая собака в городе будет обсуждать это происшествие.
Прошла в главный холл, откуда меня направили не в кабинет, в котором принимал чиновник, а по винтовой лестнице в приёмную мэра.
У двери стояла пара кавалеристов в форме, один из которых учтиво открыл мне дверь. Осторожно вошла, осматривая дорого обставленное помещение и троих мужчин, одним из которых был мэр города. На нём не было лица, он вытирал пот платком. Тихонько сказал присутствующим «Да, это она», и с их разрешения опрометью бросился из кабинета.
Незнакомец лет тридцати, с армейской выправкой, стоял у окна. На нём был такой же мундир, как и у солдат, но медали и погоны другие, видимо, он выше званием.
– Присаживайтесь, Софи, – пригласил второй.
Обратила на него внимание и застыла, забывая сделать вдох. Я видела лишь его глаза – угольно-чёрные как беззвёздная ночь, огранённые длинными ресницами. Хищный взгляд, от которого захотелось сжаться в клубочек и спрятаться под одеялом. Так смотрит только рэтт плотоядных видов, готовый вонзить острые когти в тело невинной жертвы. Чувственные губы, резкие скулы, милая небольшая морщинка между бровей. Смоляные длинные волосы заплетены в косу, доходившую до локтя. Если бы не взгляд, я сказала бы, что это самый красивый мужчина, которого я когда-нибудь видела.
Секундная заминка казалась бесконечной, пересилив себя, села в кресло напротив. Заметила, как черноглазый поворачивает голову к тому, что у окна, и довольно кивает. Уровень тревоги рос с сумасшедшей скоростью, но я держала себя в руках и не показывала свои эмоции.
– Спасибо. Письмо, – произнесла, пугаясь своего блеклого голоса. Откашлялась и поправилась: – Прошение.
Мужчина взял бумагу, раскрыл и прочитал. Поймала себя на мысли, что незнакомца я откуда-то знаю, только не могу вспомнить откуда.
Он оторвался от прошения и рассмотрел меня с интересом:
– Неяра?
– Рэтта, – ответила, радуясь, что ко мне, наконец, вернулся нормальный голос.
– Вас ждут галеры, госпожа Софья Лебедянская.
Гавриил
– Вас ждут галеры, госпожа Софья Лебедянская.
Ни одна мышца не дрогнула на прекрасном личике. Словно ей каждый день грозят тюрьмой.
– На каком основании? – спросила уверенно, но я слышал нотки тревоги в голосе.
– Воровство, – вклинился Вацлав.
Всегда тихий и незаметный, помощник не удержался от реплики. Нарушил устав – одурел от красоты девчонки. И я его понимал – трудно думать о чём-то, когда видишь эти бирюзовые глаза. Её бледная кожа будто никогда не видела солнца. Такими делают фарфоровых кукол для маленьких придворных девочек. Кипенно-белые локоны подхвачены лентой, так и выпрашивают зарыться в них ладонью и впиться поцелуем в эти сладкие губы.
Откинулся на спинку кресла, взявшись пальцами за переносицу, отвёл взгляд. Соображать в присутствии крошки тяжело, но это даже хорошо, так и должно быть. Именно такая мне и нужна.