Он поднялся, ощущая жажду и дернул за ручку. Дверь была не заперта, ни комнаты, ни входная. В квартире никого не было, и Григорий убежал, но на улице с ним стали твориться странные вещи. Реальность мешалась с бредом. Временами ему казалось, что он все еще уважаемый врач и идет из клиники домой к любимой жене. А потом Григорий вспоминал, что потерял ее. Он бросался на прохожих с вопросом, где его Лилечка. Его схватили.

Последнее из того дня, что доктор отчетливо помнил, это то как ехал в экипаже с Лилей и впервые за долгое время вдыхал не застоявшийся воздух собственной тюрьмы, а свежий ветер. Она везла его на кладбище — Григорий знал точно, но даже так он все еще не мог разозлиться на нее. Об этом он и сказал Лиле. Ее губы дрогнули, она отвернулась.

Потом он оказался за городом и с удивлением обнаружил, что его доставили к психиатру. Сознание прояснялось, и доктор услышал, как все представила Лиля. Якобы разорившись и испугавшись позора, ее муж бросил все и уехал к двоюродной сестре, которая жила у него в Казани. В действительности, Григорий не видел родственницу с десяти лет, потому что их родители в свое время крепко повздорили. Лиля сообщила, что там он устроился в клинику, где пристрастился к морфию, не сумев совладать с горем. Она, как верная жена, узнав о трагедии мужа, вернулась за ним, но нашла почти обезумившим от наркотика.

После этого Григорий остался в приюте для душевнобольных. Какое-то время он вел себя тихо, снося те процедуры, что предписывала официальная медицина. Но вот от неосторожного врача он услышал, что Лиля решила развестись. Весь мир больного тогда был сосредоточен вокруг жены. Она казалась ему одновременно и ангелом, и исчадием ада. Бывший врач окончательно потерял контакт с реальностью, пытаясь решить эту головоломку. Внешне спокойно приняв новости, он той же ночью придумал, как уйти из жизни. Вспоров себе вены, он лег спать, и сознание стало кристально чистым впервые за все одиннадцать месяцев пристрастия к морфину.

Он искренне проклял себя за добродушие и слепоту, что вместе сыграли с ним такую жестокую шутку. Он верил женщине, которая погубила его. И даже умирая, он все еще любил ее. Смерть была похожа на гигантскую волну, которая накрыла и поглотила врача, не оставив и следа от его печального существования.

— Вера! Очнитесь, Верочка! — ворвалось в сознание.

Кто-то тряс хранительницу за плечи. Вера все еще мучительно переживала то, что видела, но мир перед ее глазами уже становился нормальным. Прошлое отлепляло от нее свою паутину, скрываясь за гранью бытия.

Вера шумно вдохнула и разглядела перед собой патологоанатома. Потом она перевела взгляд на психиатра. Тот лежал на полу, очки на нем.

— На силу отыскал их, — пояснил Михаил Петрович. — Насколько я знаю, другой пары не было и нет. Вы бы знали, чего стоило заменить в них стекло, только благодаря тому, что его талантами так дорожат, только и удалось сделать это. И вот опять едва не пропали эти несчастные очки! Но хорошо, что вы все-таки сумели удержать его безумие под контролем!

Хранительница вырвалась и выскочила из палаты. Вера остановилась в туалете перед раковиной. Еще мгновение назад ей казалось, что ее вывернет. Ломка была такой реальной, словно Вера ощущала ее сама. Хранительница отдышалась, и тут ей стало нехорошо от того, что она пережила в воспоминаниях психиатра. Кто в здравом уме станет так издеваться над живым человеком? Вере казалось, что она готова заплакать. Поэтому она склонилась над раковиной, пустила холодную воду и с яростью несколько раз плеснула ей себе в лицо. "Интересно, насколько страшна ее собственная история?" — подумала Вера, растирая щеки.

Михаил Петрович не спешил узнать как у нее дела, и хранительница испугалась, что с Иннокентием что-то не то. Вера вернулась обратно и ее опасения подтвердились. Психиатр свернулся на полу, притянув руками ноги к груди. От одного взгляда на него Вере стало ясно, что Иннокентий переживает приступ сильной боли.

Патологоанатом сидел подле него и считал пульс, приложив два пальца к шее.

— Вера, что вы там видели? — не оборачиваясь к ней, заговорил Михаил Петрович.

— Я… — Вера поперхнулась. — Лилю… Его жену…

Михаил Петрович вздохнул.

— Это очень плохо, Верочка, — подвел итог патологоанатом. — Теперь мы Иннокентия надолго потеряем.

Вера отпрянула и нечаянно задела ногой свободную кушетку. Мебель громко сдвинулась с места.

— Я неправильно выразился. Он не покинет нас в физическом смысле, — взглянул на нее профессор. — С ним такое уже случалось. Иннокентий очень тяжело переживает столкновение… со своим прошлым. Вы, быть может, слышали, что его сюда приняла прошлая Вера? Она превратила его душевную боль в физическую. Потому, что ее куда проще заглушить. Она хотела, чтобы психиатр остался при больнице, и считала, что спасла его этим. Именно это с ним сейчас и творится!

— Черт! — Вера прижала руку ко рту.

— Насколько я понял, вас заинтриговали его тайны, — сказал профессор. — В некоторых вещах любопытство, ей богу, ни к чему, Вера! Не желали бы вы лезть ему в душу, быть может, все бы обошлось! Теперь понадобится много обезболивающего и, пожалуй, снотворное.

Вера рванулась было, но патологоанатом остановил ее жестом.

— Нет! Лекарства я введу сам. Вы пока подготовьте свободную койку.

Михаил Петрович и Вера уложили психиатра в одиночной палате для инфекционных больных. Тем временем на шум сбежались проснувшиеся медсестры. Как патологоанатом позже объяснил Вере, все приключение заняло не больше десяти минут. Хранители просто стояли и смотрели друг другу в глаза, тем временем в палате замерла жизнь. Нормальный ход событий вернул Михаил Петрович, одев на психиатра очки. Самого страшного все-таки не случилось. Потусторонний мир, полный ужасов и страхов душевнобольных, которые годами забирал у сумасшедших Иннокентий, не пробрался дальше палаты реанимационной палаты, а ни одно из чудищ так и не очнулось.