Обилием бус, браслетов и прочих украшений, осанкой и татуировками на лице он заметно выделялся на фоне остальных «денди». Гурковский отметил, что некоторые татуировки были совсем свежими. Стояла гробовая тишина. Почти все участники спектакля находились под навесом из пальмовых ветвей, поддерживаемых сотней каменных колонн, выкрашенных киноварью из его видений. Сам Гурковский восседал на возвышении, а молчаливый «денди» стоял чуть в стороне. Не опуская затекшей руки, он еще раз осмотрел замершую, словно в ожидании какого-то чуда, многотысячную толпу… И вдруг словно кто-то выключил свет. Холодные хлопья тумана цвета кофе с молоком затянули его разум…

…Тутуль-Шив все рассчитал верно. Главная площадь Чичен-Ицы уже не могла вместить всех желающих. Теперь никто не мог убить его, не объяснив причины исступленному в религиозном порыве народу. Тутуль-Шив знал, что по закону его должны были подвергнуть испытанию халач-виника. Простому человеку, не ведавшему законов движения звезд, знаний счета, время посевов, уборки урожая и многого другого, о чем знают жрецы и чему они обучают детей знатных вельмож, никогда не пройти этого испытания. По существующим обычаям Тутуль-Шив уже проходил его, когда вступал на престол Ушмаля, и, разумеется, сумеет пройти сейчас. Не было в учениях жрецов того, чего бы не знал великий человек Ушмаля! Появление носилок вызвало неописуемый восторг. Многие в толпе были свидетелями того, как воды жертвенного сенота приняли Ах-Суйток-Тутуль-Шива. Некоторые из них даже слышали, как халач-виника Ушмаля предупреждал о своем возвращении. И теперь эта новость, обрастая все новыми невероятными подробностями, уже успела облететь город.

На площади поднялся такой силы гвалт, что стоявшие рядом с трудом понимали друг друга. Люди пели религиозные гимны, били в тункули, отовсюду доносилась игра раковин-горнов и флейт. Площадь клокотала, неистовствовала, ликовала, встречая пророка. Конечно, дела наместников богов на земле не должны были касаться простолюдинов, но жители Чичен-Ицы с сожалением относились к незавидной участи их бывшего правителя Чак Шиб Чака. Им было не понять, почему богам угодно посадить на трон его младшего брата, к тому же еще и ах-хольпопа, вступившего в сговор с халач-виником Майяпана. Своенравный и жестокий Майяпан никогда не был в чести у подданных страны Чен, да и непросто было забыть вчерашнее поражение, в ходе которого погибли сотни соплеменников, а многие мужчины и женщины попали в рабство и сейчас направлялись к жертвенным алтарям Ушмаля. Но теперь, после возвращения Ах-Суйток-Тутуль-Шива, все должно встать на свои места. Люди ждали перемен. Халач-виника чувствовал настроение народа и в скором будущем собирался непременно использовать их крамольный дух, но пока три дня и две ночи он должен будет сидеть в храме тысячи колоннад. Все это время тринадцать жрецов во главе со знакомым ему чиламом Игуаль Син Тамином будут подвергать Тутуль-Шива испытаниям. Для начала он должен перечислить всех своих предков по линии отца и матери, чтобы жрецы убедились, что испытуемый действительно относится к альмехенооб [27] . Затем пересказать Книгу Советов. И лишь после этого жрецы приступят к серьезным испытаниям.

Игуаль Син Тамин избегал прямых взглядов с Тутуль-Шивом. Он сразу узнал своего бывшего господина. «Как же так? — думал он. — Как ему удалось выжить? Ведь я ясно видел, как его поглотили воды Колодца смерти.

Почему боги отпустили его? Разве он не нарушал законы предков, не строил храмы в честь новых богов, в то время как старые утрачивали свой прежний блеск?

Разве не пытался он найти в позорной смерти спасения от плена в том памятном сражении с варварами? Ведь я был готов разделить его участь. Тогда он пытался мне что-то объяснить, но я не услышал его. Священный череп — откуда он у него, как не от самих богов! Неужели я заблуждался? Зачем я позволил втянуть себя в заговор против моего господина?» Тяжелые мысли и запоздалое раскаяние лишили покоя Игуаль Син Тамина. Сразу после того, как начались испытания халач-виника, Хун Йууан Чак настаивал на встрече со своим новоиспеченным чиламом, но служитель Кукулькана, ссылаясь на необходимость постоянного присутствия на проверке самозванца, избегал этой встречи. В последний день испытаний мало кто из жрецов сомневался в том, что перед ними настоящий Ах-Суйток-Тутуль-Шив. Тот, кого они подвергали допросу, отлично знал общего предка трех великих династий тольтеков: «Пернатого змея» из Чичен-Ицы, сыновей «Бирюзовой птицы» из Ушмаля и Кокомов из Майяпана. Это был легендарный Се Акатль Топильцин Кецалькоатль из Толлана. При поддержке обитателей Диких земель великий воин без особого труда завоевал ремесленников майя. Знал испытуемый и непростую историю людей шив по линии матери Ах-Суйток-Тутуль-Шива. Много двадцатилетий назад они жили в местечке Ноновалько, но, спасаясь от разбойничьих набегов тольтеков, ушли с насиженных мест. Людей шив вел простолюдин Тепеух. Добравшись до столицы Страны девяти рек — Тулапан Чиконахтан, они двинулись дальше, оставляя за собой могучие воды реки Усумасинты, а затем и горную гряду Чак Набитон — «много каменных ножей».

Несмотря на усталость этих дней, голос Тутуль-Шива был спокойным, а дыхание ровным. Двое суток, сидя в деревянном кресле, без сна и отдыха он отвечал на вопросы сменяющих друг друга жрецов. Лишь изредка эта бесконечная череда вопросов-ответов прерывалась для того, чтобы испытуемый мог утолить жажду маисовой водой. Наступил последний решающий третий кин.

Как ни пытался оттянуть эту тягостную минуту Игуаль Син Тамин, но ему как чиламу и ах-кин-маи Чичен-Ицы требовалось лично, в глубочайшей секретности и в присутствии двух других чиламов задать испытуемому ряд самых сокровенных вопросов. Ответы могли не только безоговорочно подтвердить принадлежность проверяемого к альмехенооб, но и убедить в том, что он истинный посланец богов.

Дни испытаний халач-виника были тяжелым бременем и для служителей Кукулькана, несущих бессменную вахту. Но для Игуаль Син Тамина они были просто пыткой. Как ему поступить, когда Ах-Суйток-Тутуль-Шив ответит на все его вопросы? Теперь в правильности ответов испытуемого не приходилось сомневаться, как и в том, что он действительно халач-виника Ушмаля, его бывший господин. Скоро новоиспеченному ах-кин-маи Чичен-Ицы предстоит огласить результаты этой проверки. Что он скажет огромной армии паломников на площади перед храмом, с каждым часом увеличивающей свои ряды?

Ведь большинство из них уже сделало свой выбор. Чью сторону теперь выбрать ему? Однажды он уже предал Тутуль-Шива. Игуаль Син Тамин не мог не видеть плодов своей измены: на престоле Ушмаля один из самых беспринципных и одиозных правителей майя, а город-гегемон, чье имя отождествлялось не только с культурным и религиозным центром Земли фазана и оленя, но и особой атмосферой свободы духа, теперь утрачивает свою неповторимость под пятой правителя Майяпана. Он понял это сразу, как только узнал о расквартированных на окраинах Чичен-Ицы у-какиль-катун Хунак Кееля. Может быть, не поздно вернуть все на свои места и еще одним, последним, отступничеством искупить свою вину перед истинным наместником богов на земле?

С тяжелым сердцем встретил жрец последнее утро испытаний халач-виника. Во время последнего краткосрочного перерыва перед решающей фазой этого действа он вышел на северо-восточную площадку храма. Сюда не пускали паломников, ее подножие в эти дни было пустынно. Игуаль Син Тамин нарочно искал уединения.

Это были последние свободные минуты, когда он, оставшись наедине с самим собой, должен был принять непростое решение. Жрец вдохнул полной грудью. После удушливой кельи, где проходили допросы, воздух, напоенный утренней прохладой, казался необычайно свежим. Первые лучи солнца уже осветили горизонт. Словно повинуясь их ласковому прикосновению, очнулась от ночной дремы земля и, глубоко вздохнув, выпустила в воздух целое облако испарений. Оно поплыло вверх, причудливо искажая очертания близлежащих холмов, где еще недавно царствовавшая сельва уступила место кубам из плотно пригнанных друг к другу стволов вековых деревьев — печей по производству извести. Будто в ожидании дорогого гостя, с каждой минутой воздух наполнялся теплом. Наконец дыхание земли стало полным, и, словно дожидаясь этого момента, в его дрожащие контуры откуда-то из глубины вынырнул огненно-красный диск светила. «Хороший день для смерти», — подумал Игуаль Син Тамин, и тут же все, что не давало ему покоя, сделалось вдруг прозрачно-ясным, как это утро.