Как я ее не заметила?

Ныне она в черном, и строгий костюм ей к лицу. И тяжелая серебряная цепь, в звенья которой вплавлены камни. Наверняка, артефакт из тех, которые древние, родовые и свойств малоизученных.

Перстень в пару.

Заколки.

Взгляд насмешливый. И эта вот улыбка, снисходительная, прощающая даже. На мертвецов не стоит обижаться, а она явно полагала меня если не мертвой, то почти.

— Я тоже умею приносить клятвы, — отец теперь говорил иначе, как-то... спокойно?

Уверенно.

И главное, что я готова себя за локоть укусить, если слышим его только мы. Вот отступает стража, явно решив, что ссора с ушастыми городу особой пользы не принесет. Вот Дункан что-то нашептывает напарнику, и тот слушает, но не сказать, чтобы прислушивается. Вот на мое плечо ложится рука.

Оборачиваюсь.

Тот самый полукровка, который убрал пьяного Глена.

— Не стоит волноваться, — сказал он тихо. — Насколько я успел изучить светлейшую Эрраниэль, она скорее разрушит этот город, чем позволит причинить вред семье.

А я семья?

Семья.

— Мне нужно лишь то, что мне принадлежит, — и вновь взгляд на меня, будто он знает... хотя почему «будто»? Он точно знает, что спрятал предок, как знает, что это сокровище переместилось из склепа. И искушение огромно, будто сама тьма нашептывает, что стоит избавиться от докуки.

К чему мне рука демона?

Я ведь и капусту, если разобраться, не люблю. Так чего ради... люди? Люди справятся. Есть ведь другие некроманты и вообще... сомневаюсь, что отец собирается уничтожить город. На ненормального он не похож, ему власть нужна и отнюдь не над нежитью. Что изменится для большинства? Ничего.

Так стоит ли?

Я сунула руки в подмышки, коснулась шали, если уж она божественного происхождения, то пусть помогает, пусть избавит от этого... шепота. И он исчез. А с ним ушли и сомнения, и дрожь.

— Я дам тебе время, — сказал отец, отступая. — Но не думай, что его так уж много. И что нам нужно ваше разрешение. Скоро мир изменится. И вполне может быть так, что некоторые старые договоренности перестанут иметь вес.

А потом улочка опустела.

И парень сказал:

— Я вас провожу. Хотя глупо. Остались бы в поместье, там всяко безопасней.

Эль молча покачал головой, а я вцепилась в руку мужа и сказала:

— Его ведь кто-то убил. Кто-то из тех, кто неплохо себя чувствует в этом самом поместье.

А значит, не так уж там и безопасно.

...шелестело дерево серебряной листвой, укрывало от мелкого дождя, и солнечный свет, запутавшийся в листьях, согревал малину. Та и рада была растопырить уцелевшие листья, тянула побеги, жалась к гладкому стволу, спеша ухватить остатки тепла.

— Все будет хорошо, — не слишком уверенно произнес Эль. И я повторила, пытаясь убедить себя:

— Все будет хорошо...

Прозвучало довольно-таки фальшиво.

А дома нас ждал маншул и пара полудохлых крыс, что бродили по кухне, натыкаясь на мебель. Шерсть их потемнела, частями вылезла, глазницы были пусты, но вот появление живых твари учуяли сразу. Одна развернулась и зашипела, прежде чем превратиться в горстку пепла.

Не хватало еще, чтобы в моем доме крысы на меня шипели.

Вторая заверещала, оказавшись в ограничительном круге.

— Погоди, — Эль перехватил руку. — Она... не совсем, чтобы мертвая. И не живая.

Крыса рухнула на бок, тельце ее затряслось и лопнуло.

— Твою ж...

Заворчал маншул, соизволив спуститься со стола, подошел и ткнулся лобастой башкой в ногу. Глаза его блеснули, а из открытой пасти донесся протяжный низкий звук.

— Да, еще та мерзость, — согласился Эль. — Знаешь... мне кажется, что все-таки лучше убрать ту капусту из подвала.

Он снял камзол.

Закатал рукава и, оглядевшись, — пол кухни был покрыт мелкими кусками гниющего мяса, — осведомился:

— А тряпка половая у нас имеется?

Все-таки я люблю своего мужа.

А демоны...

С демонами мы как-нибудь управимся. И со всем остальным тоже.

— Знаешь, — сказал Эль, отжимая тряпку. — Кажется, я знаю, кто мог его убить. Проблема в том, что доказать у нас вряд ли выйдет.

Демоническая рука скрутила фигу.

— Не балуй, — не слишком уверенно сказала я, и кривоватые пальцы шевельнулись, когти заскребли по дну шкатулки, а обрубок задергался, будто рука пыталась выбраться.