Взломали дверь. А Эль ее запер утром. Хорошо запер. Я даже не могу сказать, меня ли защищая, или пытаясь предотвратить возможный мой побег. Главное, что заклятья были надежными.

Но в доме чужаки.

…магия.

Светлая.

Эльфийская.

Даже так? И отчего меня это не удивляет.

— Да нет здесь никого, — а вот голос этот заставил взглянуть на подвал по-новому. Спрятаться бы… я не так наивна, чтобы полагать себя великим бойцом.

Но куда?

В бочку с капустой я не полезу. А вот вторая… если согнуться, если…

— Погоди…

Я не без труда сдвинула крышку. А демон мерзопакостненько захихикал. И если я к этому смеху его была привычна, то людям наверху пришлось туговато.

Кто-то что-то выронил.

Кто-то выругался.

Кто-то… велел остальным заткнуться.

— Ищи, — от того, как это было сказано, по спине мурашки побежали. И крышку с бочки я содрала одним движением.

Поморщилась, ибо воняло.

И все же решилась.

Почти.

— Стоять, — голос парализовывал и напрочь лишал воли. — И куда ты собралась, детонька?

А вот говорившего я не видела. В свете фонаря оказались лишь сапоги. Хорошие сапоги из мягкой кожи. Такие же у Эля имеются, только темнее на полтона.

И куда более поношенные.

— Бежать? Раньше надо было думать.

Заклятье?

Или что-то иное? Запах полыни, сирени и дурмана… человек в плаще спускался медленно. И готова поклясться, что ему моя беспомощность доставляла немалое удовольствие.

А демон замер.

Затаился?

— Тебя ведь предупреждали… по-хорошему предупреждали, — сказал мне незваный гость, который в моем подвале смотрелся… да неправильно смотрелся.

Таким на балах место.

И в гостиных. Великосветских, да. Рожа вон породистая, с легким флером лошадиности.

— И отчего ослушалась?

Светлый костюм.

И плащ на плечах почти белый. На плаще капли воды поблескивают камнями драгоценными. А у меня в голове одна мысль: кто ж в белом-то на дело ходит?

Он огляделся.

Сделал вдох.

Поморщился. Взмахом руки раскрыл платочек, помахал перед собой, добавляя подвально-капустной вони ноты розового масла.

— Сам дурак, — сказала я, когда поняла, что мне вообще позволено говорить. Эх, еще бы двинуться… или двинуть.

Спустился.

Через крысиный трупик переступил брезгливо. А я, между прочим, никого-то в гости не звала. Вот совсем не звала… а они явились. И зря, выходит, надеялась… на что вообще я надеялась?

Чувство безысходности накрыло с головой, лишая всякого желания сопротивляться.

— Так-то оно лучше, — пальцы его сдавили щеки, и рот мой приоткрылся. — Не стоит ерепениться.

Еще как стоит.

Только… чего ради?

Что хорошего есть в моей жизни?

Дом полуразвалившийся? Или вот… подвал этот, в котором воняет нежитью… или…

— Краш? — раздался громких хриплый голос. — Ты туточки?

— Здесь, — согласился гость, отпуская меня.

Физически.

Чувство тоски и безысходности никуда не делось. Как и понимание, что жить мне, в принципе, осталось недолго.

— Как… вы… сюда… — говорить и то получалось с трудом. Я мелко и часто сглатывала слюну, которой вдруг наполнился рот. Еще немного и она потечет по подбородку.

…хорошо, что я здесь…

…и что я одна…

— К любому замку можно ключ подобрать.

Парочка, спускавшаяся по лестнице, отличалась от моего нового знакомого, как матерый выжляк от дохлой кошки. Идущий впереди был невысок, широкоплеч и мрачен. Он глядел исподлобья, и шмыгал перебитым носом. Маленькие глазки смотрели недобро, а след от ожога на левой щеке вносил свою долю очарования в облик.

— Нашлась? — поинтересовался он и сплюнул под ноги. — Ишь, хитрая…

На меня он смотрел спокойно, без ненависти, разве что с толикой раздражения, и раздражала его вовсе не моя персона, скорее уж сама необходимость куда-то лезть.

Что-то делать.

Второй, скрывавшийся за спиной первого, отличался той характерной неприметностью, которая весьма ценится среди людей определенного рода занятий. Он прижался к стене и почти с этой стеной сроднился.

Ему, кажется, и вовсе не было дела ни до меня, ни до подвала, ни…

— Где? — поинтересовался тот, который со шрамом.

— Что? — я хлопнула глазами. Самое интересное, что чувство безысходности все же отступило.

— Ишь, не понимаешь, — он покачал головой, играя укоризну. А вот актер из него хреноватый. — Краш, работай…