______________

* Педантизм - преувеличенная точность, излишняя мелочь.

Продолжая болтать без умолку, "малютка" успевала еще схватить что-нибудь с тарелки, решить сложные домашние проблемы, услужить гостю и довести до бешенства собственного мужа.

– Но, дорогая, - перебил он ее наконец, - это вовсе не интересно Полю... Поговорим о чем-нибудь другом, умоляю тебя!

– Как же так, - негодовала она, - что может быть важнее для серьезного человека, чем деловая беседа? Разве капитан дальнего плавания - это не тот же торговец? Моряк торгового флота! Может ли быть у мужчины звание достойнее? Коммерция для меня - все равно, что поэзия, - добавила она тоном Корнелии, говорящей о своих детях: "Вот мои сокровища!" - Еще одно словечко, только одно, относительно кофе. Во Франции кофе дорожает, не так ли, капитан?

– Как и по всей Европе, мадам. На Яве* же, напротив, цены падают. И в Бразилии тоже.

______________

* Ява - один из островов Малайского архипелага в Тихом океане.

– Таким образом, если бы некий предприниматель захотел приобрести партию бразильского кофе...

– Отправившись туда с двумястами тысячами франков, он заработал бы миллион в каких-нибудь четыре месяца.

– Миллион!.. За четыре месяца!.. Ты слышишь, Феликс?

– Слышу! Ну, и что дальше?.. Не хочешь ли послать меня в Бразилию попытать счастье?

– А не ты ли сам все грозился уехать?

– Нет! Не выйдет, - решительно заявил Феликс. Очевидно, под действием винных паров он впервые, быть может, осмелился возразить своему "командиру эскадры".

Удивленная столь категоричным ответом, женским чутьем уловив, что не следует - во всяком случае сейчас - слишком нажимать на мужа, чье терпение было уже на исходе, мадам Обертен моментально сбавила тон и с нежностью произнесла:

– Друг мой, подумай хорошенько! Путешествие в Бразилию - это же бесподобно! Капитан Анрийон может подтвердить.

– Двадцать восемь дней туда, столько же обратно, два месяца там... Времени, чтобы облазить все бразильские рынки, более чем достаточно. И дело сделано!

– Вот это разумная речь! В добрый час! Ты слышишь, Феликс?

– Не слышу и не хочу понимать. - Бакалейщик даже повысил тон, видя, что жена начинает сдаваться. - К тому же я боюсь путешествий. Пусть торговля раздражает меня, пусть, но болтаться в море, которое я ненавижу, - еще хуже.

– Но, дорогой, подумай: шестьдесят тысяч франков в год... Этого едва хватит на кусок хлеба. Мы занимаем приличное положение в обществе...

– Положение разбогатевших бакалейщиков!

– Несчастный, ты просто не хочешь понять! Ладно, буду откровенна. Знаешь ли ты настоящую причину моей, как ты говоришь, жадности?

– Ну?

– Хорошо! Я сама против скупости разбогатевших бакалейщиков и хочу дать ей бой! Моим оружием будет миллион! Я хочу быть первой на приеме в префектуре Орлеана, хочу, чтобы монсеньор* попросил меня о вспомоществовании беднякам. Роскошью и неслыханной милостыней я хочу затмить этих иссохших богатых вдовушек, хочу, чтобы у моей дочери была карета с гербами...

______________

* Монсеньор - обращение к высшим лицам католического духовенства.

– И ради этой красивой мечты ты отправляешь меня навстречу океану, желтой лихорадке, диким зверям, убийственному экваториальному климату?! Не слишком ли высокая цена для твоих амбиций?*

______________

* Амбиция - честолюбие, тщеславие, спесь, чванство.

– Ты находишь их неуместными?

– Я нахожу их неуместными, идиотскими, возмутительными! Можно подумать, что в Орлеане не знают, с чего начинали твои предки...

– Феликс!..

– Они торговали кроличьими шкурками. Ходили по деревням с лесенкой за спиной и принюхивались, не пахнет ли кроличьим рагу. Если есть запах, значит, есть и желанная шкурка.

– Месье! Вы нанесли оскорбление моей семье!

– Я никого не оскорбил, так оно и было. Твои предки - бравые ребята, они всегда искали, чем бы поживиться. Правда, в чем им не откажешь, так это в честности. На ужин у них подавали головы от копченой селедки, а на обед постный суп. Они разбогатели на торговле старьем и шкурками. И в этом нет ничего постыдного. Но все орлеанское общество умрет с хохоту, узнав об уморительной претензии присутствующей здесь мадемуазель Аглаи Ламберт. Твои родители, безусловно, достойны всяческого уважения, но что делать, - до высшего света им далеко.

– О! Вы, несомненно, были бы счастливы прикарманить прибыль от нашей скромной торговли!

– Я этого не говорил! К тому же вы, кажется, забыли, что наши доли в деле равны. Мой отец, знаете ли, тоже не из последних оборванцев.

– Покончим с этим, сударь. Вы унижаете меня, и я вам этого не прощу. Взгляд ее стал колючим, даже жестоким.

– Но... дорогая моя, - спохватился несчастный бакалейщик. Он слишком хорошо знал этот взгляд, таящий угрозу, взгляд укротителя. От недавней решительности не осталось и следа. - Дорогая моя!.. - У него чуть было не вырвалось "дорогуша", как до сих пор еще говорят в провинции. - Однако...