Двое детей, на этот раз без ведер, они кружили возле угла и остановились.

— Мой брат идет, — сказала кареглазая девочка.

Она хихикнула и закрутилась, но оставалась достаточно далеко. Кантор понял, что ее предупредили держаться подальше от заключенного.

Ее брат нахмурился.

— Прекрати это, Марта.

Она слегка ускорилась в кружении, держа пухлые руки над головой.

— Нет.

— Прекрати.

Она закружилась вокруг него.

— Тебе не нравится мой танец, Гимо? Иди засунь свой нос в дырку.

Она остановилась, чтобы забарабанить ногами на месте в ритме «ратта-тат-тат», который заставил Кантора вздрогнуть.

— Прошу, маленькая мисс Марта, — сказал он, — вы причиняете боль моим поврежденным ушам.

Она вскочила и приземлилась в одном месте. С нахальной усмешкой она сказала:

— Ты можешь говорить. Это хорошо.

Она подбежала к дверному проему, схватилась за раму и высунулась, затем крикнула слишком высоким голосом для такого крошечного тела.

— Иди сюда, Ма. Иди сюда, Рутцен. Он заговорил.

Послышались более тяжелые шаги. Гимо все еще хмурился, но быстро отошел от центра комнаты. В комнаты вбежали женщина, которая утверждала, что спасла жизнь Кантора и мальчик постарше. Они остановились и изучающе посмотрели на него.

— Больше воды, — распорядилась женщина.

Марта и Гимо выбежали из комнаты.

— Думаю, ты спасла его, Ма, — мрачным голосом сказал мальчик по имени Рутцен. — Но я все еще не знаю почему.

— Мужчины! — Она бросила на него язвительный взгляд. — Ты слишком мало думаешь о ценности жизни. Если бы ты должен был месяцами вынашивать ребенка и знал бы о больших усилиях, направленных на то, чтобы принести новую жизнь в мир, то ты бы больше ценил и меньше тратил.

Рутцен пожал плечами, похоже, не особо впечатленный мудростью матери.

— Проявлять заботу это женская кость.

Это безобразие заставило ее застыть. Она посмотрела на сына. Для такой маленькой, она выглядела так, будто выброс гнева будет разрушительным.

— Скоро ты отправишься в мужской лагерь, и эта мать будет рада, что твой варварский характер уйдет вместе с тобой.

— Ты будешь по мне скучать.

— Ха!

Рутцен ухмыльнулся.

— Ты будешь по мне скучать. Это тоже женская кость.

Кантор заметил в руке женщины кувшин. Как только он его увидел, больше ничего из того, о чем говорили мать и сын, не интересовало его.

Должно быть, она заметила его взгляд прикованный к кувшину.

— Я принесла тебе попить. Мы обливали твое тело в течении двух дней. Теперь нужно пропустить как можно больше воды через твои внутренности.

Она вышла вперед. Кантор без указаний запрокинул назад голову и открыл рот. Внутрь вошла не вся вода, но ощущение той, что стекала с его подбородка и груди, было также приятно, как и той, которая попала в рот.

Марта и Гимо вернулись и быстро выплеснули свою ношу на Кантора.

— Спасибо вам, — скзал он и даже смог улыбнуться.

Марта ответила хихиканьем и взмахом руки. Гимо нахмурился и потопал от него прочь, заняв позицию в углу комнаты.

Женщина вытащила нож из ножен, которые носила под фартуком.

— Я развяжу его.

— Слишком рано, — сказал Рутцен. — Он перебьет многих из нас.

— Если ты думаешь, что достаточно взрослый, чтобы говорить своей матери, что делать, то знаешь, куда тебе идти.

Марта запрыгала вверх и вниз, хлопая в ладоши.

— Мужской лагерь. Мужской лагерь. С Фафадой.

Рутцен занес ладонь так, будто намеревался ударить ее, но она увернулась от него, все еще танцуя и припевая.

Старший мальчик усмехнулся:

— Вы пожалеете, когда вам придеться таскать дрова и воду.

Марта подняла свое пустое ведро и запустила им в старшего брата. Он увернулся. Она высунула язык.

— Достаточно, — крикнула мать. — Рутцен, иди на вечерний хор.

Мальчик ушел, ворча и кидая на Марту злобные взгляды, которая снова высунула язык.

Мать наклонилась к Кантору. Нож лениво повернулся в ее руке.

— Ты чувствуешь какую-либо ярость? — спросила она.

— Ярость? — Почему он должен чувствовать ярость? — Может ты имеешь в виду гнев? Нет. Не на кого сердиться.

— Они окунули тебя в море, затем оставили на берегу, чтобы ты страдал и умер.

— Они?

Его голос прорвался сквозь сухое горло.

Она снова опрокинула кувшин, и он выпил.

— Мужчины в гостинице. Было не слишком умным идти туда в одиночку.