— Ой ли? — усомнилась Яна.

— С ним покончено, — повторила она, — Это был сон, тяжёлый, кошмарный сон; но он позади. Я теперь как будто родилась заново; я готова идти дальше. Я молодая, красивая, здоровая — у меня впереди вся жизнь! И я ещё буду счастлива; я знаю это.

Подруги Оливы, улыбаясь, переглянулись между собой.

— Стало быть, мстить ты ему больше не собираешься?

— Нет, — спокойно и кротко произнесла Олива, — Зачем? Пусть живёт.

И, сорвав по дороге ландыш, поднесла к лицу, рассматривая его нежные белые колокольчики и вдыхая их тонкий аромат с таким радостным удивлением, будто и впрямь вчера родилась. 

«И почему я не видела, не понимала раньше всей этой благодати, а рушила и ломала всё на своём пути, и сама делала себя несчастною? — думала она, — Но теперь всё будет по-другому; не поздно ещё начать всё сначала и быть счастливой, независимо ни от кого и ни от чего...»

Обещание уничтожить роман «Жара в Архангельске» и закрыть свою страницу на Прозе.ру, данное доктору в психбольнице и друзьям по выходе из неё, Олива выполнила сразу же, как только оказалась дома. Кроме того, она поудаляла из интернета все свои блоги, в том числе и Живой Журнал, оставив свою страницу лишь «Вконтакте». Впрочем, она могла в любой момент и открыть свою авторскую страницу, а уж восстановить удалённое произведение на Прозе.ру вообще никаких трудов не составляло, и, может быть, поэтому Олива без колебаний там всё поудаляла и позакрывала. 

«В конце концов, пусть пока будет так, — подумала она, — Может быть, когда-нибудь, лет через десять, когда всё это будет уже забыто и не так актуально, я восстановлю этот роман, но не теперь…»

Но вот как-то раз, когда Олива, коротая дома за компьютером пустой летний вечер, залезла в аську, ей неожиданно написал Кузька.

— Как твоя книга? — был практически первый его вопрос после стандартного приветствия.

— Книга?

— Ну да, книга. «Жара в Архангельске». Ты будешь её издавать?

— Издавать? — Олива даже стормозила, — Не знаю, не думала об этом пока… А ты читал?

— Читал, — сказал Кузька.

— Думаешь, её напечатают в издательстве?

— А почему нет? Попробуй, ты ничего не теряешь, — посоветовал он, — Только тебе эту книгу надо малёха проработать...

— А что, ты считаешь, она не доработана? — забеспокоилась Олива.

— Имхо. Идея хорошая, персонажи и диалоги прописаны живо, атмосферность, все дела. Единственное, воды много льёшь. Повторяешься. Опять же, много лишних эпизодов, которые можно было бы убрать за ненадобностью...

— Например?

— Например, беспредметный разговор Дениса с одногруппниками о футболе, игра Урбан Роадс, не имеющая к общей сюжетной линии никакого отношения… Потом, сцена, когда мы зимой спорили о предстоящих выборах: я говорил немного не то. Я сказал, что выборы ничего не решают, но не говорил при этом, что не надо ходить на выборы.

— Ну, насчёт выборов и всякой там политики тебе видней, конечно... — отвечала Олива, чувствуя себя несколько уязвлённой, — Но почему ты думаешь, что эпизод с игрой Урбан Роадс лишний?

— И не только этот эпизод, — сказал Кузька, — Понимаешь, в книгах, как и в фильмах, ничего не должно быть просто так, «шоб було». Всё должно иметь скрытый смысл, подтекст, быть частью одной логической цепочки. Грубо говоря — даже муха на подоконник не сядет, если в этом нет какого-то определённого посыла. А у тебя — три листа формата А4 с описанием поисков клада на Ламповом заводе и споров о том, где этот клад может быть. Но книга же не про это, верно? Единственное звено цепи в той главе про Урбан Роадс было то, что Салтыков перед началом игры узнал о приезде Оливы в Архангельск, но не захотел подавать виду, что ему это интересно. Всё! Дальше — лишнее. На этом можно было главу закончить. Добавить интриги — пусть читатель сам додумывает! А если рассусоливать и уводить не в ту степь, твои читатели заскучают, им станет тупо неинтересно. В книге должна быть определённая мысль, связанный с нею сюжет, и обязательно поворот, конфликт! И не просто конфликт на пустом месте ни к селу ни к городу, а опять же, как последствие какой-то большой ошибки или трагедии. А у тебя — «Салтыков, идиот, зачем положил банки с тушёнкой на пакеты с кетчупом!» Ну положил и положил. Как его это характеризует для данной книги? И при чём тут вообще какой-то кетчуп?

— Ну как это при чём — он же реально тогда так сделал, и весь кетчуп размазался по сумке с вещами!

— А последствия какие-то от этого были? Например, залитый кетчупом важный документ, от которого многое зависело?

— Не было...

— Тогда этот эпизод не нужен. Хотя, — добавил Кузька, — Так как он показывает истинное отношение Оливы к Салтыкову, что она его не любит, и поэтому он бесит её даже в мелочах, то ладно, оставляй... Но я бы убрал.

— Вот ты говоришь: убери то, убери это, — парировала Олива, — Так я могу так же и про Толстого сказать, и про Чехова с Достоевским. Взять вон «Анну Каренину» — там до кучи таких эпизодов! На две страницы описание того, как на террасе у Кити варили варенье. Тоже, скажешь, лишняк — при чём тут какое-то варенье?

— Дак ты и не ориентируйся на Толстого, это вообще пример того, как писать не надо, — усмехнулся Кузька, — Двадцать первый век на дворе, «высокий штиль» классиков устарел как Пентиум. У людей нынче другой формат мышления. Им нужна суть и движуха, а не вода.

— Слушай, ну, может, ты и прав... — подумав, сказала Олива.

— Реально, проработай. Перепрошей, так сказать. Воду слей, кое-какого креативчика добавь — и будет отличная весчь!

— То есть, ты считаешь, «Жару» стоит переписать и попробовать издать...