У меня есть отвратная черта в характере. Порой я могу обидеться смертельно из-за какой-либо мелочи, типа штанов. Притом это так неискренне, так натянуто. Типа: «Ага, как ты мог/могла так со мной?! А я вот как обижусь сейчас!» Это не чувства. Это просто мое решение. Как показывает доигрывание – не самое удачное. И когда мы столкнулись с Ленкой на остановке, она сказала мне: «Привет», а я задрала нос и прошла мимо, как незнакомая. Такая глупость!

Через полгода в нашей квартире раздался звонок. Дедушка Лены, восьмидесятилетний профессор, сообщил мне, что его внучка двадцати пяти лет отроду умерла. Я от шока сказала ему: «Спасибо», и села в ужасе на полу у тумбы с телефоном. Через какое-то время открылась входная дверь и вошла мама:

– Ты что?

– Мам. Я ничего не понимаю. Ленка умерла, звонил ее дед…

– Какая Ленка?! Орлова???

– Ну да. А я так растерялась, что сказала ему: «Спасибо».

– Да, ты можешь.

– И что же теперь делать?

– Ир, ну ты чего такая глупая! Иди к ним. Извинись за «спасибо» и все узнай.

Я начала судорожно собираться.

– И помощь предложи!

– Ладно-ладно.

– И когда похороны спроси.

– Мама!

– Ладно, иди уже.

Сейчас пишу это и думаю. Ленки нет с 1998 года, мамы с 2011. Когда-то не будет меня. Люди, не относитесь к жизни серьезно. Выкиньте на помойку слова «важно» и «срочно», выкиньте обиды и злобу. Важно и срочно именно сейчас только жить. Просто жить. Раз уж нас сюда для чего-то закинули.

Ленкина мама открыла мне дверь, усадила за стол и рассказала, что Ленка умерла от воспаления легких. Звучало это странно. В наше время, когда выбор антибиотиков шикарный. Тетя Нина объяснила, что Ленка кашляла очень давно и лечилась сама всем подряд. Через время после похорон её смерть начала обрастать домыслами. Мол, рентген грудной клетки Ленки показал множественные дыры в легких. Даже если бы сняли воспаление, эти дыры бы ей никак не залатали. В принципе, такое было возможно. Ленка полжизни кололась эйфедрином, его получают в кустарных условиях из разных жидких препаратов от кашля.

Еще один миф повествовал, что руку приложила жена Ленкиного любовника. Она очень хотела вернуть мужа в семью и обратилась к бабке. Бабка сделала заклятие на смерть то ли на тортик, то ли на чай. Жена любовника пришла к Ленке и предложила мировую. Именно после этого чаепития Ленка стала чахнуть. Самого любовника я видела на похоронах. Парень был чудо как хорош собой, и очень убивался. Горе его было тяжелым, неподдельным. Он плакал, как ребенок у гроба и поминутно целовал Ленку, хотя изменилась она до неузнаваемости. Изболелась, измучилась. Поцелуи эти не выглядели прощальными. Было чувство, что парень надеется: они сработают. Встанет мертвая принцесса из гроба. Не сработали.

Мы с Ленкиной сестрой пили водку в стороне от всех и тут же курили, наплевав на все.

– Почему мне никто не сообщил, Тань. Почему никто не сказал, когда она еще была в больнице. Когда ее можно было успеть увидеть, поговорить. Почему?

– Она сказала, ты обижена. Она сказала, ты не будешь с ней разговаривать.

– Господи, что за бред?

– Очень просила меня приехать к ней на двадцати пятилетие. Говорила: «До 26-то я не доживу».

– Да уж. Не дожила…

– Блядь. Жесть. Не верю. Моей сестры больше нет.

После похорон я поехала к Ольге, к подруге. У нас дети ходили в одну группу в саду. Снова пили водку. Я ревела. Как-то это все нигде не укладывалось. Особенно то, что я не успела с ней поговорить. Ольга не выдержала:

–Она же у тебя была веселая! Что ты ноешь? Ей бы не понравилось.

–И что? Веселиться будем?

–Ну, а почему нет-то? Повеселимся в память о твоей Ленке.

Мы повеселились. Наутро стало еще хуже. К тягостной тоске прибавилось похмелье. Очень долго я периодически видела Ленку в толпе. Конечно, при ближайшем рассмотрении, это оказывались другие девушки. Но мне упорно мерещилась она. Наверное, мне хотелось попросить прощения за то, что я так глупо обиделась за дурацкие леггинсы. Также Ленка приходила во снах. Она настойчиво звала меня с собой. Я думаю, что поверие про зовущих покойников образовалось не на пустом месте. Что-то в этом есть. Ленка не была хорошим человеком до той степени, чтобы не хотеть меня забрать с собой. Она вполне могла этого хотеть. Однажды, еще будучи живой, она хотела убить своего дядьку с целью завладеть его имуществом. Ленка предложила мне стать её подельницей в этом страшном и нелегком деле, я отказалась. Я против убийства в принципе. План Ленки меня ужаснул. Слава Богу, в жизнь она его не воплотила.

Во сне я доходила с ней до определенного уровня и останавливалась. Это был то какой-то поворот, то двери, то ещё что-то. Поняв, что я не уводимая, Ленка перестала мне сниться. Потом от неё был звонок. Звонок с того света, буквально. Но это совсем другая история.

Пока писала о Ленке, вспомнила одну нашу с ней общую историю. Которая явственно говорит о том, что изнасилована я могла быть не в одиннадцать лет, а в шесть примерно. А то и убита. Ну, и Ленка паровозом. И не дожила бы она даже до своих золотых двадцати пяти. Дело было в нашем почти обычном советском дворе. Почти, но не совсем обычном. В одной части нашего города, Нефтяниках, стояли коробки из пятиэтажных дворов. В другой части, именуемой центром, были красивые старые сталинские дома и прилегающие к ним дворики. А мы находились посреди города, и у нас был особый двор. Два кирпичных дома постройки начала двадцатого века. Самого начала, до революции ещё. Позади домов парк, а впереди небольшое пространство, в котором воткнули беседку и песочницу. Также был небольшой скверик, а уже за ним стояли ещё какие-то дома и гаражи. А между теми домами и гаражами проходила дорога, в одну сторону – к школе, а в другую – в сторону института и общежитий. И был на той дороге совершенно мрачный участок, безлюдный и страшный. По обеим сторонам кусты, а с одной стороны за кустами забор, за которым необитаемая часть территории, принадлежавшей телецентру. И телевышку было видно из-за кустов. Но людей за забором не бывало никогда. Когда мы уже ходили в школу – с утра идёшь, все вместе и не страшно. Также из школы. Но если опоздать к началу занятий, или раньше времени уйти из школы – даже в светлое время суток этот участок дороги всегда казался каким-то пустым, страшным, и цель была одна: проскочить его побыстрее. Проскочила – выдохнула – можно жить.

А тогда мы с Ленкой еще не ходили в школу. Мне было шесть лет, Ленке – пять. Мы с полным правом болтались по улицам в обычный летний ранний вечер. Дворовая бездомная на хрен никому не нужная кошка родила котят. Никто не удосужился их утопить, – интеллигенция!, – они подросли и смело смотрели на мир своими восторженными глазами. Жильцы ворчали и бухтели, ничего хорошего малышей не ждало. Мы с Орловой, как две дуры-энтузиастки, которым больше всех надо, ловили прохожих и умоляли взять красивого котенка. Никаких денег мы, само собой, по своей наивности и простоте, за них не хотели. Просто жалели котят, надеялись устроить их судьбу. Сделать её менее безнадежной. Но небезнадежная судьба в лице доброго прохожего к котятам почему-то не торопилась. Мы устали, вспотели, были расстроены и почти ревели. И тут появился ОН. Чёрт, как он был хорош! Даже своими незрелыми мозгами шестилетней девочки я это сразу поняла. Парень был высоким блондином, хорошо одетым и беззаботным. Он сразу объявил нам, что конечно возьмет котенка. Но сначала мы должны помочь ему. Ничего не напоминает? В первой главе от меня тоже требовалась какая-то помощь. Именно это послужило поводом, чтобы заманить меня в ад. История и тут не выдерживала никакой критики. Блондин рассказал нам, что на территории нашей школы, в сарае – был и такой – живут птенцы. Их маму съела кошка. И что, если мы немедленно не поможем этим бедным крохам, кошка съест и их. Готовы, девочки, отправиться на спасение птенцов? А потом мы вернемся, и спасем всех котят. Не вечер, а спасательный марафон, просто. И мы пошли. Спасать птенцов.