Шрифт:
«Надо же, — снова как-то отстраненно подумал Аэнель, — сколько ни броди здесь, а каждый раз обнаруживаешь что-то новое». Протяженность рощи на север либо всегда была гораздо больше, чем он думал, либо роща за эти годы каким-то образом разрослась. Шорох и треск снова отчётливо разнеслись в чаще, в которой теперь не было ничего, кроме звуков и темноты. Аэнель бросился с места в настоящую погоню за незримым возмутителем спокойствия, врезаясь в кустарники и производя не меньше, а то и больше шума, чем преследуемая цель — воистину, чтобы быть незаметным, одной только невидимости мало, зато хаос он создал изрядный. Шорохи смешались и в какой-то случайной точке внезапно встретились. Сначала Аэнель почувствовал, как всем телом врезался во что-то маленькое, плотное, теплое и живое. А затем чары невидимости разрушились…у обоих. Нецензурно бранясь и выхватывая из поясных ножен кинжалы, от синеринца отшатнулся юноша, по виду ещё миниатюрнее и ещё младше него. Большие светлые глаза, не моргая, следили из темноты за каждым движением Аэнеля.
— Не надо, не нападай на меня! — выкрикнул тот, выставив руки перед собой.
— Я?! Это кто ещё на кого напал!..
— Я не нападал, честно! Я безоружен!
— Если ты безоружный так себя ведёшь, то боюсь представить, что будет, если тебя вооружить! — незнакомец не опускал кинжалы и говорил громким высоким шёпотом. — Руки опусти, и не дергайся! Ты кто такой? Что ты здесь делаешь?
Аэнель замешкался. Кто он сейчас, беглый наложник, вылезший из башни через окно в утренней тунике без единого септима в кармане, да и вообще без карманов, без вещей и без хоть какого-то плана, бредущий куда глаза глядят? Честный ответ прозвучал бы настолько глупо, что озвучивать его не стоило.
— Я тут…гуляю, — выдохнул Аэнель беспомощно.
— Гуляешь? Ночью? Без оружия? Значит маг? Поклонник Ситиса, быть может?
— Да никакой я не…
— Кто ещё с тобой?
— Никого со мной нет! — Аэнель чуть ли не взвизгнул от отчаяния. — Я не маг! Я наложник!.. И ты находишься на территории независимого поместья, принадлежащего моему господину! Так что это я должен задавать вопросы!
— Тихо! Не повышай голос! Вот значит как?
— Да! И нет здесь никого, кроме нас. Хотя и тебя здесь быть не должно… Так… кто ты такой?..
— Я… беглец, — парнишка затравленно смотрел исподлобья своими необычайно огромными глазами. — И ничего тебе не расскажу, пока не буду уверен, что ты меня не сдашь.
Аэнель развёл руками.
— Сдать? Кому?.. Мы в Синерине сами по себе… Господин не обрадуется, если я приведу каких-нибудь стражников в этот лес.
— А что насчёт преступников в этом лесу?
— Так ты преступник?
— Я просто делал то, что считаю правильным, и спасал свою жизнь. На моём месте ты тоже был бы преступником…
Тут Аэнель заметил, что глаза незнакомца блестят от слёз.
— Может всё-таки поделишься своей историей?..
— Ты что, исповедник? Нет. Сочувствующий? Не надо, спасибо, один сочувствующий уже втянул меня в передрягу, из которой я… я не знаю…
Беглец опустил глаза, часто моргая, и тяжело дыша, замолчал, не договорив. Ясно было, что нервы у него на пределе, и Аэнель действительно проникся сочувствием. Он и сам не образец добропорядочности и адекватности сегодня. Если вдуматься, каковы были шансы пересечься с этим странным созданием, если бы не его собственное безумство с этим побегом?.. Преступления их могут быть разными, но в чём-то они все же были похожи.
— Тебе нужна помощь… — промолвил Аэнель мягко, тем ласковым тоном, который подкупал любого.
Беглец опустил наконец кинжалы и горько усмехнулся:
— Видимо, всё совсем хреново, если это так очевидно.
— Как тебя зовут?
Повисла полуминутная пауза. Лишь лёгкий шелест ветра в кронах нарушал тишину.
— Алианоре Ирне.
— Приятно познакомиться. Я Аэнель, наречённый Наэле, — синеринец протянул вперёд открытую руку.
И, убрав клинки в ножны, Алианоре вложил руку в ладонь своего странного нового знакомого. Не сказать, что у него появилась надежда, но на душе немного полегчало.
…
Белокурая худая девушка кричала и плакала навзрыд, вцепившись в прутья решетки.
Страж тюремной камеры резко подошёл и ударил стальной перчаткой по металлу. От оглушительного звона пленница вскрикнула еще громче.
— Да заткнешься ты или нет?! — раздался из дозорной комнаты грубый мужской голос. — Не выношу женский крик, Менгидир, заткни её ко всем даэдра!
Сериральда забилась в угол, когда стражник отпер клетку и с деланной ухмылкой на лице навис над ней.
— Я не буду, не буду кричать, обещаю! — взмолилась Сериральда, одергивая дорогое, но изрядно потрёпанное платье.
— Обещаешь? — прищурился стражник, поигрывая одноручной булавой, словно бокалом вина на благородном приёме. — А как насчёт дальнейшего сотрудничества?
— Я уже сказала вам всё, что знаю!.. Чего ещё вы от меня хотите?!..
— Она опять повысила голос!.. Менгидир, я тебя умоляю!
Удар булавой с размаха заткнет кого угодно. Тюремщика мало беспокоило, что от такого удара пленница может умереть — когда тебя умоляет сам Ависен, отказать невозможно.
Сериральда повалилась на холодный пол, держась за голову, кровь текла у неё между пальцами. В гулкой тишине теперь раздавались лишь тихие стоны и всхлипы, и скрип пера, которое Ависен держал в руке. Отчёт по допросу обвиняемой в соучастии при ограблении сокровищницы он писал скорее для себя самого, нежели для Верховного кинлорда Солтрина, который, тем не менее, очень ждал результатов.