Шрифт:
— Старейшины Совета стали слишком смело всем заправлять, — отметила Сабэль. — Они будут слушать тебя, если вы с Брэмом научитесь работать вместе, голосовать вместе. Вместе со Стерлингом и Тайнаном вы вчетвером будете контролировать Совет. Вы будете задавать тон и стандарты. Политику.
Айс впитывал ее слова, они звучали в его голове. Лишенный, который родился без будущего, внезапно становился одним из семи самых могущественных волшебников магического мира? Он никогда не жаждал власти, только хотел, чтобы Матиас прекратил распространять зло. Даже если бы они с Брэмом могли терпеть друг друга, какой вклад он мог внести в Совет? Брэм обвинил его в зацикленности. Что изменилось? Что он действительно знал о правлении магическим миром?
Сабэль повернулась к брату.
— С моим предложением выдвинуть Айса как кандидата, я дала тебе все, что ты хотел на пути к власти над Советом: контроль большинства. Все, что тебе нужно сделать, — это помириться с Айсом.
Брэм долго молчал, просто смотрел на сестру со смесью изумления, гнева и раздражения. Айс понимал чувства волшебника.
— Социальный порядок не позволяет Айсу занять место в Совете.
— Это дерьмо должно быть исправлено. Ты знаешь это.
Брэм пожал плечами. Айс удивился, что творилось, черт побери, в голове у этого волшебника.
— Есть еще мнение Хелмсли Кэмдена, на него можно положиться.
Брэм изменил тактику.
— Он может согласиться на то, чтобы Лукан был в Совете, и это даст нам необходимый четвертый голос.
Сабэль закатила глаза.
— Сомнительно, дорогой брат. Клифден О'Ши отказался идти на компромисс, и Матиас убил его за это. Как думаешь, почему Кэмден все еще жив?
Потому что он продался. Сабэль абсолютно права. Опять же он убедился, что она умная девушка. Айс всегда уважал ее, но сегодня его уважение к ней росло не по дням, а по часам.
— Подумай, Брэм, — продолжила она. — Блэкборн проголосует за Матиаса. Он выдвинул ублюдка, и не голосовать за него было бы дурным тоном. Но у нас есть шанс завоевать Спенсера, возможно, убедив его, что между тобой и Айсом нет связи.
На самом деле, нетрудно притвориться.
Брэм провел рукой по лицу.
— Может быть. Думаю, ты должна позволить мне поговорить с Кэмденом, на всякий случай. Мы можем предложить ему защиту в обмен на голос за Лукана.
Лукан прочистил горло.
— Выдвини Айса. Это лучший ход. Сабэль права.
Резкий поворот, взгляд Брэма кричал, что неожиданное заявление Лукана было тем, что он ожидал бы от Иуды.
— Ты сдаешься, просто так?
— Нет, перехожу к лучшему плану. Оставь свой гнев и проклятую гордость. Ты и Айс не всегда понимаете друг друга. Вы оба предали друг друга. Это было два столетия назад. Если мы хотим предотвратить кровопролитие, мы должны использовать наши головы.
Лукану легко было сказать, он не был предан. Учитывая его хмурый взор, Брэму явно нравилось утверждение Лукана не больше, чем Айсу. Но, черт возьми, парень был прав. Пока Айс не верил, что станет Советником, но ради магического мира и памяти Гайлин он хотел попробовать.
— Спасибо, Лукан.
Сабэль кивнула мужчине, затем повернулась к брату.
— Чтобы подтвердить свои подозрения, я свяжусь с Кэмденом и посмотрю, где его преданность. Я уверена, что это инстинкт самосохранения, но…
— Я свяжусь с ним, — возразил Брэм.
Сабэль подняла золотую бровь.
— Чтобы ты смог вести такой же деликатный разговор, который попробовал со Спенсером? Я думаю, дорогой брат, что пока ты снова не научишься управлять своими эмоциями, ты должен ограничить разговоры с другими.
Проведя руками по волосам, Брэм отвернулся, его плечи были напряжены. Но он кивнул.
— Хорошо, — сказала она. — Я голодна. Кто-нибудь хочет позавтракать?
Лукан быстро ответил:
— Если ты предлагаешь, то да.
Все внутри Айса требовало, чтобы он последовал за Сабэль, держал Лукана подальше от нее, был единственным волшебником, чтобы разделить ее утро, ее трапезу… Он оттолкнул это. Логика. Лукан не собирался взывать к ней. И пока остальные в Совете верили, что он не был союзником Брэма, Сабэль не могла принадлежать ему.
Трясущийся от пронзающей боли, он послал страстный взгляд на свою возлюбленную. Что-то в ее лице, мольбе в ее глазах, сказали ему, что она хочет, чтобы он протянул оливковую ветвь Брэму и позволил начаться сближению.
Его желудок сжался, слишком большой ком, чтобы проглотить. Быть первым, кто извинился перед «другом», который захлопнул дверь в последнем Маяке надежды, чтобы отомстить за свою сестру? Кто поставил его на место несколькими хорошо расставленными словами много веков назад, а затем снова, когда он воззвал к его сестре? Волшебник, который стоит между ним и счастьем даже сейчас?