– А ты не задумывалась над тем, что возможно это не твоя суть? Что ты должна быть просто собой?

– Я устала быть «просто собой». Я хочу стать ей, тогда никто не сможет заставить меня выполнять свои прихоти! – девушка села на кушетку, и, прижав к себе согнутые ноги, уперлась подбородком в колени.

– Почему сейчас ты так хочешь закрыться? – Дональдс не без интереса наблюдал за метаморфозами, происходящими с его пациенткой.

– Я устала. У меня ощущение, что все разглядывают меня в микроскоп, фиксируя каждое движение и действие, – закрыв глаза, девушка снова тяжело вздохнула.

– Но зачем им это делать?

– Чтобы знать, как управлять мной, – чуть всхлипнув, ответила она, и, уткнувшись в колени лицом, изредка вздрагивая, начала плакать.

– А для чего тебе она? – несмотря на то, что ответ для Дональдса был очевиден, он хотел услышать, почему Кристал не могла обойтись без этого проводника.

– Идеальная актриса, уникальная маска… – она подняла голову, и посмотрела на доктора абсолютно сухими глазами. – Никто не знает ее слабостей, а если думают, что знают, ошибаются.

– Она так умело их скрывает?

– Она умело играет роли, с уже заведомо прописанными слабостями, а когда люди попадают в ловушку, думая, что ей можно управлять – получают хороший моральный удар, по собственным слабостям!

– Ты так уверенно говоришь об этом, тебе уже доводилось видеть, как она это делает? – следя за тем, как менялось выражение лица девушки, в тот момент, когда она говорила о сильных сторонах этого проводника, Дональдс отметил для себя, что Кристал гордилась тем, что у нее есть возможность общаться с данным проводником.

– Да, однажды, она показала мне, как можно поставить на место тех, кто хочет манипулировать мной, – в этот момент, глаза Кристал изменились, они стали излучать уверенность, и даже некоторую непокорность.

– Может быть тогда, ты расскажешь мне более подробно, о зале, где она живет?

– Хорошо, – слегка кивнув, Кристал вновь легла на кушетку и закрыла глаза.

* * * * *

Этот зал всегда будет напоминать мне шкатулку с секретом. Я очень люблю здесь бывать, потому что именно здесь, я могу примерить любые наряды, а вместе с нарядами и роли. А главное, в этом зале я не перестаю удивляться тому многообразию, которое только может быть представлено как в жизни, так и в одежде.

– Скажи, ты так стремишься в этот зал, из-за количества нарядов?

– Нет! – мотая головой, сказала она. – В обычной жизни каждый из нас одевает одежду, которая подходит для роли, выбранной на день. При условии, что вы соблюдаете все условности общества, свое положение, и еще множество других факторов и нюансов. В этом же месте, я выбираю не одежду, а роль, в которую хочу облачиться, – ухмыльнувшись, она потянулась. – Своеобразная терапия… когда не в состоянии решить какой-то вопрос, можно придумать ту себя, которая сможет все изменить.

– А эта терапия помогала тебе?

– Не всегда… – грустно ответила девушка. – Чаще всего, я лишь оставляла все на потом, придумывая красивую иллюзию на вопрос: «Почему не сейчас?» – лежа на спине, она вытянула руки вверх, и, перебирая пальчиками в воздухе, что-то шептала себе под нос.

– Ты снова ищешь вход? – поинтересовался доктор, наблюдая за действиями девушки.

– Нет, я уже стою возле него, – улыбаясь, ответила она.

– Но как же изгородь? Ты говорила, что она прячет от тебя вход в другой зал…

– А еще я говорила, что этот мир живет своей собственной жизнью, и я не контролирую его, – меланхолично ответила Кристал, продолжая перебирать пальцами в воздухе.

– Возможно ли, что после того, как ты прошла третий зал, изгородь решила, что время пришло?

– Возможно… – нехотя ответила девушка. – Так же возможно, что изгородь сейчас просто играет, и вход в следующий зал придется искать несколько дней.

– Довольно жестоко, по отношению к тебе…

– Не уверена, что это можно назвать жестокостью. Скорее проверка, на искренность желания оказаться там, где по сути своей быть, не очень-то и хочется… – тяжело вздохнув, она опустила правую руку, а левую продолжила держать в воздухе, словно упиралась во что-то.

– Что-то не так? – вежливо спросил доктор, после того как посчитал, что молчание затянулось слишком надолго.