– От животного слышу! – не выдержала Сенька, свела брови и скроила жуткую мину. – На меня ты орешь, как поросенок недорезанный, а кто с тем типом в задние чуланчики с неких пор зачастил, а?!

Поток воздуха к легким ревнивицы внезапно перекрыли.

– С кем ты с лес гулять ходишь, я так вообще молчу!

Рот матроны захлопнулся, но зато открылись все остальные – по углам и чуланам.

– И молчу-то я молчу… но если перестану… знаешь, что будут говорить про тебя на кухне?

– Бе… – перед самой страшной угрозой проблеяла присмиревшая Лай.

– Бе-бе-бе! – сурово отозвалась Серафима и прошипела: – Или ты сейчас провожаешь меня в покои императрицы, да правит она тысячу лет, или я всем тако-о-ое про тебя поведаю!..

– Но от-ткуда… т-ты… – растерянно пробормотала служанка, на что Сенька только хохотнула – настолько демонически, насколько смогла. Но и это сработало, и присмиревшая оборотница цыкнула на зрителей, притихших в ожидании второго акта:

– Вон пошли все! Если вам делать нечего, сейчас найду! Кыш отсюда, мелкота подлистная!

Мелкота кышнулась, ровно ветром сдуло, а матрона, щурясь на Серафиму, как лисица на наглого тетерева вне пределов досягаемости, подобрала корзину и рассыпавшиеся овощи и поплыла вперед. Не задавая вопросов, которых настоящему Мяо Му не было бы дела задавать, царевна последовала за ней.

После долгих молчаливых кружений по залам, переходам и лестницам они оказались в широком коридоре. Факелы в позеленевших бронзовых кольцах, однообразные картины с водопадами, соснами и горами и длинный, как сам коридор, оранжевый ковер на полу наводили на мысль о пещерной роскоши уровня "император", а значит, скором окончании Сеньких блужданий. Но не успели они ступить и шагу по мандариново-шерстяному чуду пещерного ковроткачества, как из-за расписной двери в конце коридора высунулась голова с высокой прической, из которой щегольски торчали фазаньи перья и серебряные палочки для еды, и гневно рявкнула:

– За смертью вас только посылать, бездельники!

– Но ты нас никуда не посылала, почтенная Га Ду Дай… – нарываясь на неадекватный ответ, пробормотала Лай, кланяясь с корзиной в обнимку.

– Ну не вас… Какая разница! Быстро бросайте свою репу…

– Редьку, почтительнейше осмелюсь попра…

– …найдите помощников, и принесите в комнаты императрицы, да умножится ее красота до бесконечности, горячей воды! Да побольше!

– Она изволит принимать ванну в такой час?

– Не твое лисье дело! – высокомерно фыркнула голова и спряталась за дверями, уверенная в беспрекословном послушании.

Жуй Пей, бросив корзину, как и было приказано, а вместо этого подцепив под локоток неверного возлюбленного, помчалась за подмогой и водой. По крайней мере, так думалось Серафиме. Оглянувшись отчаянно на императорские покои, уносившиеся от нее со скоростью озабоченной оборотницы, она едва успела подумать о плане действий – как Лай опередила ее. Остановившись перед узкой нишей, она зыркнула по коридору вперед-назад, пробормотала: "Не запаршивеет за полчаса", распахнула плечом неприметную дверь, оказавшуюся в конце, и увлекла за собой опешившую Сеньку.

– Мой яшмовый грот, сгорая от нетерпения, ждет нефритового столба твоей любви! – жарко пропыхтела она ей на ухо.

– Если он сгорает… может… ему… лучше… пожарного? – просипела царевна, затравленно озирая комнатушку, утыканную полками с постельным бельем, ночными сорочками, утюгами и прочими принадлежностями труда гладильщицы.

– Пожарного потом… Сейчас – младшего проныру… пролазу… лазутчика… что способен пролезть… пронырнуть…

Почувствовав, как Сенькина рука пылко блуждает у нее в районе талии, Лай не договорила. Закатив глаза, она приготовилась к незабываемым ощущениям – и получила их.

Невозможно забыть, как тебя одновременно страстно лишают именной таблички и нежно бьют по голове валиком для белья. Хотя, возможно, всё было наоборот.

Через несколько минут из ниши выскользнула и покралась незаметно к покоям императрицы толстенькая полярная лисичка.

Агафон очнулся оттого, что кто-то лил ему воду в лицо. Он чихнул, вдохнул полной грудью наливаемую жидкость, закашлялся так, что водолей с треском уронил на пол свой сосуд – и распахнул глаза, полные то ли воды, то ли слез. Моргнув пару раз, он медленно понял, что это была вода, потому что плакать у него причин не было. Над ним склонялась, заботливо сложив ручки на груди, узкоглазая бледноликая красавица с лицом круглым, как полная луна, и убранными в изысканную прическу волосами цвета воронова крыла [46] .

– Хватит спать, – проворковала она голосом сытого ангела.

Опешивший маг зажмурился и потряс головой. Вата, которой она была, казалось, набита, никуда не девалась, но он всё равно раскрыл глаза, морально и физически подготовленный теперь к созерцанию неземной красоты – и содрогнулся. Касаясь своим крючковатым носом его носа, над ним наклонилось чудовище. Глаза его пылали, будто два костра, лиловая кожа блестела, как у баклажана, изо рта торчали клыки, точно маленькие сабли, и топорщились во все стороны синие патлы, из которых выставлялись уши кабана-переростка [47] …