****

Нижний тоннель был холодным и сырым. Гермес-Афродита продрог, но терпеливо ждал. Наконец, скрипнула дубовая дверь, и показался Тринадцатый.

Апостол Аваддон был рослым, атлетичным мужчиной. Поговаривали, что ему под девяносто, но Гермес не дал бы ему больше пятидесяти — он еще помнил людей такого возраста. Даже в преклонных годах Пастырь пастырей был красив, короткие русые волосы не имели и следа седины, пронзительные голубые глаза были наполнены сочувствием и добротой, что контрастировало с его деятельностью — защитой Апокалипсиса.

Естественно, апостол Аваддон не руководил Синдикатом от самого начала — и сам титул, и власть ему соответствующая, были переходящими. Аваддон был уже пятым Тринадцатым апостолом, направляющим богобратьев на выполнение задач Божьего промысла. Но — именно на его каденцию пришелся Апокалипсис. Великий человек…

Рука Тринадцатого опустилась на плечо синдика, заставив вздрогнуть.

— Я думаю, что тебе нелегко далось это превращение, — заметил апостол. — Покойный Стикс принял неожиданное решение, несомненно правильное, но, я все же шокирован, как и все. Конечно, страшно такое пережить… Тебе нравится новое имя — Афродита?

— Насчет страшного… — Гермес скривился. — После операции мне устроили Снисхождение. Обряд не был завершен, но я чувствую, что со мной что-то не так. Я вижу странные видения, и во мне, как будто, что-то есть. Что со мной?

Он сам удивился, что сказал это. Блин, балаболка — как баба! Но, ему требовалось больше узнать о сорвавшемся ритуале. А кроме апостола, это вряд ли кто смог бы объяснить.

— Что? Инкарнация?! — Тринадцатый изменился в лице, и вовлек его внутрь комнаты, из которой только что вышел. — Кто так решил?

— Я знаю, что Буревестник настаивал. И Стикс уступил.

— Старейшина Захария в последнее время меня удивляет, — расстроился апостол. — Инкарнация заменяет сознание. Синдикат делает такое редко, только в случае острой необходимости. У тебя было помутнение? Ты сошел с ума? Иногда это делается с людьми, чей разум повредился.

Смена пола, и почти сразу же — инкарнация. Слишко странно. Тринадцатый не скрывал потрясения. Удивительно — Гермес ожидал познакомиться с хладнокровным убийцей, руководившим реализацией Божьего плана, а увидел сердобольного эмоционального интеллигента.

— Была ведь операция… но, я оставалась адекватной… ОСТАВАЛСЯ, — поправился Гермес, умолчав о своем срыве в поезде. — Я не имею права критиковать приора, но не знаю, почему он так решил поступить со мной. Я был готов незамедлительно вернуться к поискам Ковчега. Но… оказалось, что Ковчег уже у Буревестника. Как только мы со Стиксом узнали об этом — на паровоз напали.

— То есть, ты все-таки обвиняешь старейшину? — голос апостола звучал серьезно, но он улыбался. — Ладно, я закрою на это глаза. И да, Захария до сих пор не сообщил, что Ковчег у него. Правильно, что ты не рассказал Коллегии — мы сначала должны понять, что происходит.

Гермес заинтересовался комнатушкой, выглядевшей как небольшой музей артефактов. Его внимание привлекла большая стеклянная колба на мраморном постаменте. В ней лежал огромный, размером с голову, бутон розы — немного подвявший, но не засохший полностью. Где-то он такое видел… НЕТ! Не может такого быть!

— Инкарнация — это передача человеческого тела Спящим? Суровому Богу? — вернулся синдик к вопросу незавершенного обряда, и увидел, как надулись ноздри Тринадцатого.

— Это божественная эманация, — расплывчато ответил апостол. — Я думаю, что твои видения — лишь посттравматическое явление. Я попрошу приготовить специальный отвар — он поможет скорее прийти в норму, и даст силы твоему разуму сопротивляться. Постепенно галлюцинации сойдут на нет. Но пригубливать отвар нужно будет ежедневно.

Гермес-Афродита благодарно кивнул — хорошо, что его не собирались убивать или завершать «зомби-ритуал». Хотя обещания здесь не стоят и ломанного гроша…

— Я не уверен, что могу полностью доверять отцу Захарии, — Тринадцатый нахмурился. — Твои свидетельства лишь усугубляют подозрение, что он играет во что-то свое. Ты ведь знаешь пророчество? То, еретическое — но мы не достигли бы успеха, если бы закрывали глаза на все, что отличается от наших догм.

— Вы о том, что Ковчег пробудит Саморожденного?

— Да… в пророчестве говорится о Ковчеге, который станет предвестником великой войны между людьми и Спящими богами. Разумеется, сами черви человеческие будут слишком слабы перед мощью Сурового Бога. Но, среди них появится избранный, который бросит вызов Абраксу. Он станет богом Саморожденным, и он будет помечен сигиллой Ахамот.

— У него будет знак Ахамот? Серьезно? Не пентаграмма ли? Это фантазия… и, вероятно, сильно извращенная. Мы же уничтожили церковь Неофитов, от которых и происходит это пророчество. Переспросить не получится? — Гермес рассмеялся.