— Я собралась уходить! — обиженная Ашотовна ворвалась внутрь вагончика.

— Извини, забыл, — ответил я без какой-либо интонации. — Занят сильно.

Наталья выглядела непривычно без своего белого халата повара, и я рассмотрел ее с некоторым удивлением. Длинное, до колен, цветастое платье с преобладающей гаммой красного цвета, оранжевые мокасины под такое же оранжевое монисто, яркий макияж с малиновыми губами и черными ресницами, собранные в пучок роскошные черные волосы. Она довольно крупная, и даже полновата, и я не привык к такому — все мои женщины после Вспышки были худыми и чахоточными, так как нормально жрать ни у кого не получалось. Да и вообще, Ашотовна была совсем не в моем вкусе. И все же, я не мог не отметить, что даже со своей пышностью она выглядела вполне соблазнительно. Большая круглая задница под платьем и полная грудь оказались привлекательными.

Я закрыл дверь и вернулся к столу, демонстративно пытаясь сосредоточиться, и подперев скулы ладонями. Разгадка тетради действительно была важной — в моем плане это был кратчайший путь к сердцу Кареглазки. И в ее трусы.

Ашотовна застыла где-то сзади, и я затылком чуял, как она буровит меня взглядом. Затем за спиной послышался вздох, за которым последовали странные звуки, которые я классифицировал, как вторжение в личное пространство. Я обернулся, и понял, что не ошибся — повариха подалась лазить по моим вещам, доставать книги с полки, за которыми скоро должна была обнаружить журналы с моделями ню.

— Не трогай ничего! — грубо приказал я. — Извини, я занят — как уже сообщил. Честно, — мой голос стал мягче, а глаза смотрели почти умоляюще. — Наташа, не могу, срочная работа…

Она снова вздохнула, при этом грудь всколыхнула ткань платья. А я повернулся снова к своему шифру. Так прошло минут 10-20-30, не знаю, но в какой-то момент я забыл о женщине в вагончике. А вот она обо мне не забыла — посидев на кровати, и разгладив на постельном белье все складочки, она снова оказалась за моей спиной. Теперь — любопытно заглядывая через плечо.

— А что ты делаешь?

Я даже не смог возмутиться, настолько от гнева отобрало дар речи. Руки задрожали в сумасшедшем треморе, а левое веко, обычно самое спокойное, задергалось, как экран телевизора с частотными помехами.

— Неужели так сложно… — начал я размеренным тоном, который предвещал Ашотовне неприятности, но она невоспитанно перебила.

— Я не поняла. Ты учишь армянский?

Я готов был ее грохнуть прямо здесь, не обращая внимания на последствия — необходимость отмывания крови и скрытного захоронения. Как вдруг, я понял. И захотел расцеловать Наталью, если мое понимание было правильным.

— Это армянский? — спросил я неожиданно нежно, чтоб не спугнуть недавнюю потенциальную покойницу.

— Ну, да. Вот это буква «айб», вот «бен», а вот — «дж» и «гх», — Наталья засмеялась. — Айбубен…

Я не понял последнего — бред чистой воды.

— И ты можешь прочесть?

Она присмотрелась к тексту, а затем, недоумевающе сморщив длинный мясистый нос, и приподняв широкие смоляные брови, взяла тетрадь, чтоб рассмотреть ближе.

— Не понимаю, — сказала она, и я представил, как двигаются извилины под ее шикарной черной гривой, столкнувшись с этим самым непонятным. — Какая-то белиберда… ААА! — выкрикнула она, на мгновение превратившись в Архимеда, выпрыгнувшего из ванной. — Буквы армянские, а слова-то — русские. Вот оно что!

Я выхватил тетрадь, не веря в свою удачу. Вместо мчатряновских записей я подсунул ей блокнот.

— Сможешь написать все эти армянские буквы, и их русские аналоги?

— Конечно, — и она начертила таблицу, в которой слева разместила закорючки из тетради, а справа — русские буквы.

В приступе благодарности я обнял ее за талию.

— Ты же моя чародейка!

Она обернулась, ее губы оказались рядом, и через мгновение вообще — впились в мой рот. Хотя мне почти 25, и я не лох, но я растерялся. Скосив взгляд, я увидел недоумевающую морду Цербера, спрятавшегося под столом — то ли еще будет!

Спустя несколько секунд повариха обмазала меня малиновой помадой, и спустилась вниз. Я прижался к стене, чуть не оборвав полку с книжками, и застонал, когда ее рот неожиданно устроил мне «цунами». Этого давно не было — «ублюдочная» Марина была пуританкой, в сравнении с илионской Натальей. И, наверное, спустя минуту, мое тело свело аналогом райской судороги. Ашотовна поднялась с удивленным и немного разочарованным лицом, вытирая губы.

— Я рассчитывала на другое, — заметила она, и мне стало стыдно. — Я ведь тоже хочу.

— Попозже, обещаю, — я был уверен, что смогу — обычно с журналами я мог по 5 раз за день.

Как был, со спущенными штанами, я присел на кровать, когда дверь в вагончик распахнулась, и влетела Елена Ивановна. Вид у нее был угрожающий.

— Какого хрена?! — закричала она, увидев меня со спущенными штанами и размазанную помаду на лице Ашотовны. — Любовнички хреновы, вы тут решили богадельню устроить? Трахаться? — она влепила поварихе пощечину. — Проститутка!

Наталья подскочила, как ошпаренная, и вылетела в дверь, а вслед за ней — и поджавший хвост Цербер. Кареглазка выбросила руку, схватив и сильно сжав мою челюсть ладонью.