Сидевший на краешке кровати Симонов радостно смотрел на учительницу брата и улыбался. Не проснувшаяся ещё окончательно Ирина тоже улыбалась ему сонной и благодушной улыбкой. Волосы дыбом, левая щека розовая и помятая, как у ребёнка, глаза заспанные, томные, с поволокой. Андрей, глядя на неё, снова испытал бурный восторг, как и три месяца назад, в травмпункте. Чтобы скрыть нахлынувшее смущение, он протянул руку легонько нажал Ирине Сергеевне на хорошенький идеальный носик:

— Бип!

Она дёрнулась, собираясь было дать отпор, но вместо отповеди вдруг засмеялась и нажала в ответ на его далеко не хорошенький и не идеальный нос:

— Фамильярничаете, Андрей Евгеньевич?

— Не фамильярничаю, а на правах руководителя операции по поиску строителей-самоучек поднимаю боевой дух в рядах вверенного мне отряда. И разве мы не перешли уж три месяца тому как на обращение по именам?

— Перешли.

— Тогда не сбивайтесь. Мы же не в школе. И предлагаю ещё упростить наши отношения и «тыкать» друг другу.

— А не слишком ли вы торопитесь, уважаемый руководитель операции?

— Ну да… Я тороплюсь… Конечно… Через три месяца после того, как я имел удовольствие наблюдать вас практически в неглиже и даже приводить в чувство после романтического обморока на школьной лестнице, я вдруг осмелился предложить перейти на «ты»… Действительно, торопыга.

Застигнутая врасплох, Ирина вспыхнула и сердито запыхтела. Симонов беззастенчиво посмеивался и не собирался выходить из её, то есть, конечно, из гостевой комнаты. Попыхтев немного, Ирина решила не занудствовать и простить неделикатного доктора, у которого, как она догадалась, уже наверняка случилась профессиональная деформация, превратившая его в циника и беспардонного человека. Но им предстояло вместе немало потрудиться, а посему ей стоило снисходительно отнестись к его слабостям и не обострять ситуацию. Тем более, что даже его слабости были такими симпатичными и ужасно нравились Ирине. Придя к такому выводу, она, совсем запамятовав про свою пижаму, свесила ноги в изумрудных шароварах вниз с высоченной кровати, на которой возлежала, поболтала в воздухе босыми маленькими ступнями и бодро спросила:

— А где все?

— Уже уехали. Я там завтрак сварганил, предлагаю подкрепиться и выдвинуться, — Андрей с интересом посмотрел на умопомрачительно яркого цвета широченные штанины и вежливо прокомментировал, — симпатичные штанцы у тебя.

Хоп, и движением фокусника, с невероятной скоростью Ирина спрятала ноги под одеяло:

— Андрей, вы… ты… это… не мог бы пока выйти, я скоро спущусь.

Симонов улыбнулся обезоруживающе и встал с кровати:

— Конечно, прекрасная принцесса! Жду вас в столовой к завтраку. — склонившись в шутовском поклоне, он стал пятиться к двери, верноподданнически поглядывая на Ирину. Она не выдержала и захохотала, запустив в него подушкой. Снаряд стандартного размера семьдесят на семьдесят был пойман и возвращён с такой силой, что Ирина завалилась на постель. Когда она вылезла, наконец, из-под подушки, Симонова в комнате уже не было.

Ирина вскочила, быстро застелила кровать, поставив подушки старомодным домиком и накрыв связанной рукодельной бабушкой Златы белоснежной тончайшей салфеткой. Полюбовалась на дело рук своих, мысленно согласилась с подругой и Павлом в том, что в таком доме должно быть как можно меньше современных вещей, и прошлёпала по тёплому полу с наборным паркетом — сохранили-таки его хвалёные реставраторы — к огромному зеркалу в тяжеленной деревянной раме. Недолго повертелась перед ним и пропела на неопределённый мотив сама себе «во всех ты, душенька, нарядах хороша». Тем не менее, рассмотрев себя со всех сторон, Ирина решила перед Симоновым в «пижаме верности» не показываться, да и, пожалуй, всё же добровольно сдать её Злате для уничтожения как наряд, морально устаревший уже в момент своего появления на свет.

Уже на лестнице она услышала сногсшибательные запахи, доносившиеся с первого этажа и, подобно мультяшному толстому мышу Рокфору, потянулась на них, не в силах устоять.

Доктор Симонов в весёленьком, явно маловатом ему цветастом фартучке, напевая что-то себе под нос, сервировал стол.

— Доброе утро! — Ирина улыбнулась самой пленительной своей улыбкой. — Какой же ты молодец, мне даже неудобно! Я дрыхну, как сурок, а ты уже кашеваришь!

Говорить «ты» Андрею было непривычно и странно, но она старательно преодолевала себя.

— Это я прикидываюсь белым и пушистым, а так я деспот и готовить не умею.

— Ну да, ну да, — покивала Ирина, не в силах уже переносить мук голода, которые накинулись на неё, как стая уличных котов, стоило ей войти на кухню. — Командуйте, деспот, что делать. Я буду вам помогать!

— Командую: мой руки и садись есть!

С огромным удовольствием выполнив команду, Ирина устроилась за столом и с благодарностью приняла необъятную тарелку с чем-то очень живописным и, похоже, вкусным.

— Я сделал омлет с сосисками, помидорами и зелёным луком. Лук местный, я его на грядках нашёл. Вот ещё перья молодого чесночка, рекомендую.

— Ага, и будем потом благоухать, — засмеялась счастливая и довольная Ирина.

— Ну и что? В машине, кроме нас, всё равно никого не будет. А мы оба чеснока наедимся, и нам будет без разницы.

— А как же окружающие, к которым, возможно, нам придётся обращаться с вопросами?

— Ну… есть три варианта. Первый: пару минут да ещё и на воздухе переживут уж как-нибудь. Второй: могу при общении с аборигенами отходить подальше и кричать на всю ивановскую. И, наконец, третий: могу, выходя из машины, надевать противогаз. Я тут как раз один в шкафу у Рябининых обнаружил.