– Замок взломали?
– спросил Слава.

– Нет, милок. И замочек в двери целый, и ключ в условленном месте, под карнизом, лежал.

– Кто из соседей знает, где вы ключ храните?

– Мы от соседей не прячемся. И Софья Георгиевна, и Аня Огнянникова, и даже Александр Васильевич в наше отсутствие, когда надо, в дачку заглядывали. То инструмент какой возьмут, то стакан, то ножик. И всегда возвращали. Один лишь негодный халат кому-то понадобился...

– Это любопытный фактик. Непременно отразим его в протоколе.

– Отрази, милок, коли любопытно...

Дальнейшие события развернулись так, что Голубеву пришлось не только записывать показания, но и привлекать понятых. Обдумывая очередной вопрос, Слава посмотрел через окно на своего малолетнего тезку и вдруг заметил, что малыш ковыряет землю длинным двухбородчатым ключом. Голубев кивнул в сторону мальчика:

– У внука не от вашей дачи ключ?

– Нет, - ответила Демина.
– Тот ключик, с каким внук играет, я в субботу утром, перед приездом милиции, на дороге нашла. Поспрашивала соседей - никто не терял.

– Где нашли?
– уточнил Слава.

– Как к даче Тумановых подходить, в грязи валялся.

– Не Тумановых ли это ключик?

– У них, милок, не спрашивала. Последнее время ни Надя, ни Олег в кооперативе не появляются.

Голубев, не откладывая дело в долгий ящик, торопливо записал показания Евдокии Федоровны и закрыл папку.

Розовощекий Славик упорно не хотел отдавать "игрушку". Вручил он Голубеву ключ только после того, как Слава из чистого листа бумаги соорудил малышу кораблик.

В присутствии понятых Голубев вставил ключ в замочную скважину дачи Тумановых, легко повернул его на один оборот, и дверь бесшумно открылась.

– Вот это, товарищи, нам и нужно было проверить, - оборачиваясь к растерянной Евдокии Федоровне и к женщинам-понятым, сказал Голубев. Теперь оформим наш эксперимент документально.

Понятые разом заговорили. Маленькая, похожая на колобок старушка всплеснула пухлыми ручонками:

– Ох, подумать страшно, что стало твориться в нашем кооперативе! Вчера, бабоньки, стала я помидоры обирать - халат черный нашла. Поношенный, однакось надевать еще можно. А в кармане халата, не поверите...
– старушка понизила голос, - пакет прозрачный и кусок мокрой газеты. А на той-газете написано "ЯД"...

Голубев повернулся к Деминой:

– Пойдемте, тетя Дуся, посмотрим, не ваш ли халатик?..

Демина сразу узнала свой халат. Подтвердила она и то, что именно в этом целлофановом пакете, внутри которого сохранились остатки розового порошка, и в этом клочке газеты была завернута протрава для семян.

Голубев принялся набрасывать схему места, где старушка обнаружила загадочную находку. Размышляя, он про себя отметил, что "женщина в черном" от дачи Тумановых держала путь к райцентру и, отойдя на приличное расстояние, прямо от дороги перебросила через невысокий заборчик, видимо, ставший ей ненужным халат.

Перед тем как расстаться с Деминой, Голубев один на один с тетей Дусей долго пытался выяснить: кто из соседей мог это сделать? Евдокия Федоровна тяжело вздыхала, разводила руками, пожимала плечами и ничего определенного сказать не смогла.

20. Каждому - свое...

Дело Хачика Алексаняна было выделено в отдельное производство, и хотя первоначальным сбором материалов по нему занимался не уголовный розыск, а сотрудники отдела БХСС, Антон Бирюков постоянно интересовался ходом расследования. Интерес этот был вовсе не праздный. Чем глубже исследовал Бирюков личность потерпевшего, тем больше выявлялось откровенных противоречий. В пику показаниям Ивана Тимофеевича Стрункина все опрашиваемые сотрудники ПМК, словно сговорившись, хвалили Головчанского. По их мнению выходило, что, став начальником, Александр Васильевич ни разу никого ни словом не обидел, ни в заработке не ущемил. Даже напористый, прямолинейный Стрункин при повторном разговоре с Бирюковым вынужден был признать: "Не обижая себя, гражданин Головчанский и других в материальном плане не обижал". Признав это, Иван Тимофеевич многозначительно хмыкнул: "Если б не "враг народа", то Головчанский весь Сельстрой в трубу выпустил бы". Антон заинтересовался. Оказалось, "врагом народа" строители прозвали главного бухгалтера ПМК, который, как Змей Горыныч, трясся над каждой копеечкой и даже законную зарплату выдавал со скрипом.

Бирюков в этот же день встретился с главбухом. "Враг народа" оказался примерно сорокалетним мужчиной с добродушным грустным лицом и глубокими залысинами в заметно поредевшей шевелюре. Поначалу он, как и другие сотрудники ПМК, принялся расхваливать бывшего начальника, но, когда Антон намекнул на неуважительное отношение строителей лично к нему, главбуху, осекся. Поправив сатиновые нарукавники, обидчиво проговорил:

– Каждому - свое... Щедрому - овации, скаредному - презрение.

– Чем объяснить скаредность?
– спросил Антон.

– Должностной инструкцией...
– Главбух невесело усмехнулся и посмотрел на Антона добродушными синими глазами.
– Но если говорить правду, то - вынужденными обстоятельствами. В наших делах с Головчанским имелся нюанс, известный только ему да мне. Теперь, когда Александр Васильевич умер, могу выдать секрет, раньше ни за что бы не сказал. Почему? Объясню позднее...
– Главбух достал из книжного шкафа переплетенную в картонные корочки толстую подшивку бухгалтерских документов. Раскрыл ее перед Бирюковым, перелистнул с десяток расходных ордеров и, указывая на них пальцем, попросил: - Обратите, пожалуйста, внимание на подписи распорядителя кредитов...