Тот же Нигру был категорически против, чтобы Ник ехал в гости к родным.

— Если бы в самом деле переживали о тебе, узнали бы о тебе давным-давно, — ворчал старый некромант, грея у костра покрытые пигментными пятнами руки. — Как-то подозрительно два года плевать на сына, а потом резко заскучать.

— Может, мама давно хотела меня увидеть, просто отец согласился только сейчас, — пытался оправдать их Ник, который, получив весточку магической почтой, осознал, что сам безумно соскучился. На близость с отцом он не надеялся с детства, но мать хотелось обнять, почувствовать такой знакомый карамельный запах ее духов, ощутить себя маленьким мальчиком, сила которого еще спит, и потому его любят безо всяких условий.

— Хотела бы- нашла бы способ, — не соглашался Нигру.

Они спорили довольно долго, наконец, старый мастер, пробурчав себе под нос что-то о глупых детях, которые ничему не учатся, пока не прочувствуют на своей шкуре, объявил, что пойдет с Ником. В дом, так и быть, носу не покажет, но будет неподалеку.

Даже видавшему виды Нигру не приходило в голову, что любящие родители сперва опоят Ника особым отваром, временно блокирующим силу (где только раздобыли?), а потом попытаются сжечь огненным амулетом — чтобы наверняка уничтожить выродка и очистить дом и весь род от темной скверны. Как узнавал потом Ник, господин Дейлинге не мог простить Эмилии неудачных детей, стал много пить, срываться, возможно, даже поднимал на нее руку. В конце концов, та сломалась и искренне поверила, что во всем виноват Ник, ее грех, который нужно искупить. Вот только жаждущие искупления не учли, что есть третья сторона- Тьма, чьи интересы напрямую затрагивались смертью некроманта с высоким потенциалом, да еще не в честной схватке, а в лживой бесчестной ловушке. Как говорил потом Нигру, такие случаи прямого вмешательства — огромная редкость. Амулет успел лишь слегка опалить, как наткнулся на мощнейший отражатель. Свой ожог Ник получил, когда, увидев, как горят те, кого он считал своей семьей, раньше времени самостоятельно преодолел действие зелье и пытался, несмотря ни на что, вытащить мать.

После этого они решили, что Николаусу Дейлинге и впрямь лучше сгореть. Часть денег, причитавшихся Нику, Нигру ухитрился получить через своих знакомых в банках.

По сравнению со всем состоянием Дейлинге, это было немного, но для странствующего некроманта — почти богатство. Сколько на самом деле денег у Ника, не знала даже Виржини, и потом он много раз думал, что ради него богатого она наверняка притворялась бы любящей чуть дольше. Вот только ему такой любви не надо.

«Вот вообще никакой и не получишь!» — мысленно усмехнулся Ник, продолжая наблюдать за Эванжелиной. Между ними будто незримо натягивалась какая-то нить — едва ощутимая, вибрирующая и…приятная? Ник довольно ясно ощущал ее эмоции, и в какой-то момент его вновь разозлило, что в она ни разу не была такой открытой и практически счастливой, когда поблизости был он. Хотя желание находиться рядом с ней от этого, увы, не уменьшалось. Ник и амулет этот паршивый ей специально не отдавал, надеялся, она придет снова, а тогда, после ужина, и вовсе ждал ее, пока камин не прогорел до углей. Не пришла, ушла в город ранним утром, лишь бы не пересекаться с ним. Понимание, что он ей неприятен, горчило на губах, и когда Эванжелина откровенно начала его дразнить, Ник отчаянно захотел стереть этот вкус ее поцелуем.

Получилось более чем успешно: его будто потянуло куда-то, где есть только ее чувственный рот, нежный вкус губ, шелковистые волосы, легкий запах цветов и ветра. Наслаждение сладкой тягучей волной прошлось по всему телу, и Ник скорее сдох бы, чем отпустил. А потом она прикоснулась к нему сама и ответила на поцелуй. На легкое прикосновение жадно откликнулась буквально каждая клетка его тела, желание стать с ней одним целым стало физически необходимым до боли. Разорвать платье, скрывающее бархатистую кожу, прижаться к ней обнаженным телом, вдохнуть запах волос, провести языком по шее, груди, прикусить вершинку, ощутить, так она прогибается под его губами и услышать ее стон…

Воистину Белла была последней, чей голос Ник хотел услышать.

Эванжелина

— Немедленно отойди от него, развратница! — продолжала возмущаться кухарка Дейла — Как не стыдно лезть в чужую семью!

К моему стыду следовало признать, что по моим ощущениям предаваться разврату с некромантом оказалось восхитительно. Мы еще не зашли дальше поцелуев, пусть и очень страстных, одежда, хоть и в беспорядке, но была при нас («К сожалению!», — тяжко вздохнула та часть, что жаждала продолжения), а я уже буквально плавилась от наслаждения в его руках. Поэтому, когда Ник, тяжело дыша, все же отстранился, я испытала острое ощущение разочарования и с трудом сдержала желание потянуть его обратно. Однако разумная и не очень части меня в этот раз оказались единодушны: при том, что я, пожалуй, попробовала бы довести начатое до конца, оставаясь на столе и не отправляясь в спальню, все же настолько раскованной, чтобы продолжать при наличии зрителей, я точно не была.

«Но это пока, — утешил меня внутренний голос. — «Вот как освоите столы, полы, оранжерею, так, может, и подобные идеи появятся».

Столы, полы… Минуточку, а как я вообще на столе оказалась? Мы же просто поцеловались и…

Наваждение схлынуло резким потоком, я вскочила, запутавшись в разорванном (когда только успел?) платье, едва не упала, схватилась за многострадальный стол, оказавшийся липким, натолкнулась на разъяренный взгляд Беллы, замершей в дверях воплощением карающей добродетели и начала понимать, что происшествие с Виктором — далеко не самое страшное, что могло произойти. Осознание происходящего приходило медленно и как-то неохотно, но в целом, ситуация складывалась, мягко говоря, не в мою пользу.

Я посмотрела на стол, чтобы посмотреть, в чем он испачкан, одновременно уходя от сверкающих гневом глаз Беллы, и поняла, что возмущение той вполне обосновано.

По половине кухни будто ураган прошелся: стул перевернут, с маленького столика сброшена часть посуды остатки которой разлетелись в разные стороны (видимо, Ник сшиб, когда рванулся ко мне), почти все, что я принесла из города, валяется на полу (опять-таки скажем спасибо некроманту, который умудрился повалить меня на стол, широким взмахом руки освободив место, остатки злосчастных кексов живописно размазаны по этому же столу — они-то и были той липкой субстанцией, в которую я вляпалась. Кто-то из нас задел и кувшин с водой, вылившейся на упавшие продукты, и теперь весело поблескивающей как сверху, так и между ними. В целом, казалось, что мы хорошо проводили здесь время не несколько минут, а по меньшей мере, пару часов. Я представила сперва масштаб уборки, потом масштаб своего падения, и мне захотелось тихонечко завыть.

— Мастер, немедленно вышвырните эту распутницу!

Интересно, почему во всем всегда виновата женщина! Это твой мастер, между прочим, меня целовал с большим энтузиазмом, а не я его! Так что пострадавшая сторона тут я!

«Да неужели?» — ехидненько поинтересовался внутренний голос, который явно считал по-другому и был солидарен с Беллой.

— Тебе не стоит давать мне советы, о которых я не прошу, Белла, — голос некроманта был спокойным и холодным, будто это не он сейчас рвал на мне платье и стонал от моих прикосновений. — Я сам способен разобраться, как мне поступать.