– Потрясающе. Вы делаете ремонт?

Услышав в тоне Валентины Павловны укор, Алиса осмотрелась. И неуютно подумала, как может себя чувствовать мама Ильи в этой разгромленной квартире после идеального порядка Макаровского особняка. В лучшем случае – неловко, в худшем…

– Делаем, - кивнула Алиса. – Идемте в комнату. Кофе хотите? Или чаю.

– Если можно, воды. И не суетитесь. Не надо, - ответила Валентина Павловна и сдержанно улыбнулась. Прошла по прихожей и замерла перед исписанной краской стеной, которая представляла собой весьма занятное зрелище, будучи по сути полуфабрикатом. Так и нашла ее Алиса, когда показалась в гостиной со стаканом воды. Валентина Павловна, не поворачивая к ней головы, медленно проговорила:

– Ваши художества, или у Ильи новое хобби?

– Мои, - отозвалась она, не сводя взгляда с неброского маникюра Валентины Павловны – длинные пальцы крепко сдавили стекло стакана.

– В следующий раз, когда вздумаю менять интерьер в клубе, позову вас в дизайнеры, - пробормотала Макарова, внимательно приглядываясь к муралу. О том, что матери принадлежит неслабый такой ночной клуб в центре города, Илья однажды Алисе рассказывал. Грозился сводить. Но сейчас поджатые губы Валентины Павловны говорили исключительно о том, что ей лучше туда не соваться. – Творчество – это прекрасно.

– Это скорее временное увлечение.

– Ну в жизни вообще очень многое можно отнести к временным увлечениям, Алиса. Особенно в вашем возрасте, - теперь голос Макаровой прозвучал как-то по-доброму, что совсем не вязалось с тем, как она пришла и как выглядела.

– Дело не в возрасте, мне кажется. Рисование для экономиста не важное.

– При условии, что вы хотите быть именно экономистом и никем другим. Желания тоже имеют свойство меняться.

– Не все, - уверенно сказала Алиса.

Валентина Павловна чуть сжала губы, отчего вокруг них едва заметной сеточкой пролегли поперечные морщинки. Взгляд ее казался темно-серым, близким к болотному. И был внимательным и немного укоризненным. Вместе с тем, стоило отдать ей должное – она явно пыталась подобрать правильные слова. И, в конце концов, выдохнула:

– Это хорошо, что Ильи нет. Я хотела поговорить с вами, Алиса. А он не позволил бы.

Алиса заинтересованно взглянула на Макарову. Та молчала.

– О чем? – спросила Алиса, почувствовав, что увязает в паузе.

– О ваших отношениях с моим сыном, Алис. Я не склонна преувеличивать или преуменьшать эту проблему, но зная его… могу себе позволить некоторую оценку. Дело не в том, любит он вас или нет. Дело в том, что вы – просто удобная карта, которую он может разыграть в своем противостоянии с отцом относительно его собственной жизни. Вы видите, чего он достиг рядом с вами? Проблемы в университете, ссора с нами и жизнь в разрухе. Впечатляюще.

Алиса вскинулась в ответ, но промолчала. Уложила Францевича на его подушку в кресле. По времени, прошедшем между словами Валентины Павловны и ее, досчитала до двадцати.

– Вы уверены, что всей этой разрухи Илья бы избежал, если бы не я?

– Нет, не уверена. Но вы – апофеоз. Вы сами не видите, насколько вы… разны, несовместимы? Представьте себе, что будет дальше. Вы его, конечно, любите – я это допускаю. Не хочу и не буду больше оскорблять вас подозрениями в корысти, Алиса. Но вы привыкли жить… как-то так… - она неопределенно махнула рукой на разукрашенную стену, жест получился изящным и немного снисходительным. – Вы всю жизнь жили куда проще нас… проще Ильи. А сегодня он неминуемо столкнется с тем, что ему придется окунуться в вашу жизнь. По вашей, кстати, милости. Ему это будет в новинку… и я не гарантирую, что он спокойно это воспримет. Будет держаться, возможно, из упрямства… Но, поверьте, Илье это все очень не понравится. Ему будет тяжело. Еще и учеба… Сможете ли вы не винить себя в том, что ему предстоит? Сможете ли поддержать во всем этом? Тогда как ваше исчезновение из его жизни – возможное решение если не всех проблем, то хоть их части.

Алиса внимательно выслушала Валентину Павловну. И честно понимала все, что та стремилась ей сказать. Когда Макарова замолчала, в квартире было слышно лишь ровное гудение холодильника в кухне. И странным образом его отключение послужило сигналом для включения Алисы.

– Я буду с Ильей столько, сколько захочет он, но не вы, - негромко сказала она и повернулась к незавершенному городу на стене. – Это не навсегда, но сейчас нам это нравится.

– И что вы станете делать, когда ему все это надоест? Ему же все равно надоест. И очень скоро. Ему двадцать один год. До вас он не пропускал ни одной юбки. Мужчины по сути своей полигамны, а Илья – еще и избалован. Когда придет пресыщение, а оно неизбежно, окажется, что и у него, и у вас жизнь разбита. Просто потому, что он решил попробовать помериться силами с отцом. И втянул в это вас.

– Он ведь ваш собственный сын, - удивленно сказала Алиса. – Зачем вы так?

– Именно затем, что он мой сын. Я его знаю. Лучше, чем вы, поверьте. Да, он и сам верит, что любит вас, но его любовь – это блажь юноши, который заигрался в мужчину. Он думает, что это что-то важное, ради чего стоит все на свете разрушить. Но вы сами, именно вы, верите, что стоите того, чтобы ради вас что-то рушить? Конечно, этот вопрос я имею право задать вам лишь в том случае, если вы его любите.

– Вы имеете право в любом случае, - беззвучно прошелестела Алиса, глядя в пол.