10

Через неделю ДН собрался в Каменск снова, и Лидия сказала:

– Поедем вместе, посмотрим на твою Васю.

От этих слов у Дмитрия по всему телу разлилось тепло, но он тотчас же охладил свой пыл, сказав себе, как говорила Вася: «Она нас все равно не возьмет».

Когда к ним вывели Василису, Лидия присела рядом с ней так, что их лица оказались напротив, и безо всяких изысков сказала:

– Ну, здравствуй, малыш.

А потом, взяв Васю за руку:

– Пойдем гулять, малыш.

Вася, не поднимая глаз, спросила у нее:

– А что ты мне принесла?

И получила крохотного котика с бантиком на шее.

Дмитрию нравилось, что Лидия не пытается, как многие женщины, имитировать детский язык, злоупотребляя уменьшительными суффиксами, коверкая слова. Не притворяется, будто уже любит это чужое бессловесное существо. Да и зачем ей притворяться?

Она их все равно не возьмет.

Тогда, прощаясь, ДН прижал Васю к себе, а она вдруг обвила его руками и ногами и не хотела отпускать. Он никак не мог решиться оторвать ее от себя, и только стоявшая рядом нянечка, которой надоело ждать, расцепила ее ручки.

В последний раз они ездили к Васе перед самым заседанием суда. День был холодный, и пока они гуляли, из остывающего воздуха образовался снег. Он растворялся в черном тротуаре, но на земле и ржавых листьях оседал белой золой осеннего костра.

Вася сказала вдруг:

– Это зима показывает, какой она будет.

Впервые они услышали от нее столько слов подряд.

Потом она спросила:

– А этот снег растает?

– Наверное, растает, – хором ответили Лидия с Дмитрием.

И Вася снова удивила их:

– Тогда зачем же он идет?

Они еще немного покружили по двору, и Лида с Василисой слепили из податливого материала крошечного снеговика. С глазами-бусинами из черноплодной рябины, растущей вдоль детдомовской ограды, ручками-прутиками и улыбающимся ртом из багряного листика барбариса.

А потом, как всегда, они вернули Васю в серый параллелепипед, и, ведомая нянечкой, как на веревочке, она ушла от них, не оглянувшись.

Домой они в тот вечер возвращались в тишине. Не стали запускать свой музыкальный ураган. Снег мел и мел, и по обочинам дороги запорошенные деревья полыхали, как яблони в цвету. И город был охвачен белым пламенем зимы. Тем пламенем, что светит, но не греет. И все же снег им нес неистовую нежность. Неистовую нежность, причиняющую боль.

…Никогда академик Брусянский так не волновался, как накануне и во время заседания суда. Он говорил себе, что должен там предстать как среднестатистический усыновитель, что от него ждут краткой и незамысловатой речи, и все равно отвечал на вопросы судьи то слишком пространно, то сбивчиво и невпопад, как обвиняемый, путающийся в показаниях. Никак не мог объяснить внятно, почему решил вдруг взять ребенка из детдома. У него на языке вертелись лишь слова: забрать, нельзя оставить. Его постоянно о чем-то переспрашивали, и он боялся, что не выдержит экзамен. Но тут Лидия плавно и ненавязчиво взяла инициативу в свои руки, и ее ответы судью удовлетворили сразу.

Суд вынес положительный вердикт.

11

Они проехали уже половину пути.

ДН все время поглядывал в зеркало заднего вида. Вася сидела так же, губки сжаты, глазки смотрят в бесконечное пространство. Он улыбнулся ей, но она не ответила на его улыбку.

Снова пошел снег, слабый, тающий на лету, а в перспективе образующий сизый туман. ДН все время приходилось сбрызгивать лобовое стекло – его окатывали грязью, обгоняя, нетерпеливые авто.

Вдруг Вася сказала еле слышно:

–Я не хочу укол.

ДН не сразу сообразил, в чем дело.

– Какой укол?

– Пахнет уколом. Я не хочу укол, – повторила она. И он увидел в зеркале, что она заплакала.

– Это не уколом пахнет, а водичкой, которой я поливаю стекла, – догадался наконец ДН.

Едкий запах стеклоомывателя, распространявшийся по салону, наверное, напомнил Васе о больнице, где она лежала трехлетней крошкой с двусторонним отитом. Без мамы. Без папы. Даже без казенных воспитательниц. Совсем одна.

Дмитрий представил, как ей было страшно. Он вспомнил о скандальном случае, бурно обсуждавшемся в Сети пару лет назад. Больничная нянечка заклеивала рот пластырем детдомовскому младенцу, потому что он ревел сутками напролет.

– Не бойся, Василиса, я вообще уколы ставить не умею, – сказал ДН и снова посмотрел в зеркало заднего вида.

Вася немо плакала.

– Все хорошо, малышка. Мы едем домой.

Вроде бы она успокоилась, но через несколько минут, глянув назад, ДН увидел, что личико ее исказилось, и изо рта брызнула тонкая творожная струйка.