В августе он отремонтировал комнату для Васи. Надежных мастеров ему рекомендовал приятель Глеб, тот самый, что гордился своим званием деда. ДН поставил им одно условие: приходить после двенадцати. Иван Николаевич и Анна Павловна согласились.

Они соглашались на все. Инженер-строитель и его жена, фармацевт, бежали на Урал из Углегорска, что под Донецком, год назад. Когда начались обстрелы, одна их дочь с семьей уехала в Полтаву к родственникам мужа, другая – в Екатеринбург. Старшее поколение держалось до последнего, пока снаряд не угодил в их дом. Они в тот день были в Донецке. А их сосед погиб на месте.

Дмитрий не дал бы однозначного ответа на вопрос, на чьей стороне правда в этом братоубийственном конфликте. Вот Хельга знала правильный ответ. ДН же просто чувствовал неловкость и вину перед людьми, которые выравнивали в его квартире стены, клеили обои и укладывали ламинат. Он часто оставлял их ужинать и заплатил гораздо больше, чем они запрашивали. Само собой решился и вопрос с потенциальной няней – ДН договорился с Анной Павловной, что сможет оставлять с ней Васю.

А в сентябре Брусянский был, наконец, допущен в казенный дом. Теперь ему предстояло самое трудное – явиться к Василисе после четырехмесячного отсутствия. Он опасался, что она его не вспомнит. Или не захочет к нему выйти. Ему не приходило в голову, что Василису никто и спрашивать не будет. Нянечка вывела ее в холл и выдала ему, как посылку, вложив ее ручку в его ладонь.

ДН не мог понять, узнала ли его Вася. Личико ее не раскрылось ему навстречу. Оно не напоминало бутон. Глазки, прикрытые ресницами, смотрели в пол.

– Вася, привет! – сказал ДН, когда нянечка ушла, и осторожно приподнял ее. У Васи в глазках переливались слезы.

ДН не знал, что делать и что сказать. Только спросил, давя ком в горле:

– Вася, почему ты плачешь?

Она долго молчала, а когда он подумал, что ему не дождаться ответа, ясно прошептала:

– Меня все равно не возьмут.

Она не сказала «ты меня не возьмешь», «они меня не возьмут». Вот так, безлично – меня не возьмут.

И нежность молнией прожгла его насквозь.

Посадив Василису к себе на колени, он долго повторял, что он не мог – никак не мог! – приехать к ней раньше и что скоро он заберет ее домой, осталось только чуть-чуть подождать. Плакать она перестала и молча слушала, теребя пуговицу на обшлаге его пиджака. Потом все-таки спросила:

– А что ты мне принес?

И тогда ДН достал из портфеля почти такую же рыжую собачку, как та, что он привозил ей полгода назад. О том, что прежняя зверушка у нее пропала и Василиса горько оплакивала потерю, Дмитрию сказала заведующая. Он объездил весь город, чтобы найти похожую.

– Держи свою собаку. Она однажды вышла погулять и заблудилась, а теперь нашлась.

Вася взяла зверушку, и ее личико-бутон чуть приоткрылось, развернуло лепестки.

ДН еще привез ей виноград, но его конфисковали, то есть не разрешили угостить им Василису. В перечень фруктов, которые можно было дать воспитанникам, входили только яблоки и бананы. Видимо, в детдоме опасались желудочных расстройств. Ни виноград, ни персики, ни дыню Василиса не просто не пробовала в свои пять лет, но даже и не видела никогда.

Шел дождь, во двор было не выйти, и Дмитрий с Васей остались в холле. Там было чисто и светло, но из столовой доносился сложный запах хлорки, выпечки и жаренной на грубом масле рыбы. Так пахло в Митином детстве – в пионерлагере и в школе.

ДН предполагал, что погулять им не удастся, и взял с собой книжку с картинками. Как по-другому развлечь Васю, он не знал. Разбирая антресоли во время ремонта, он обнаружил там залежи своих детских книг. Дмитрий выбрал сказки Шарля Перро и теперь читал ей про Кота в сапогах, но не мог понять, слушает ли его Вася. Личико ее свернулось, глазки смотрели в сторону. Однако стоило ему остановиться, как она дернула его за рукав: давай, читай дальше.

А когда нянечка уводила ее, Вася не обернулась, не помахала ему рукой. Она не верила и не надеялась, что он приедет снова.

Обратной дорогой Дмитрий вспомнил, как однажды чуть не остался ночевать в детском саду. У матери в тот день был долгоиграющий ученый совет, и забрать Митю она попросила отца, а тот что-то перепутал или просто забыл. Ночная нянечка уже достала из чулана раскладушку, когда за ним пришел дед. Увидев его, Митя, крепившийся до последнего, заревел в голос. А ведь горе его было совсем недолгим. Не то, что у Василисы. Он ждал родителей всего пару часов, а Вася – всю свою маленькую жизнь.