Дюма Александр
Шрифт:
– Господа, - сообщил министр, - король сейчас не может принять вас, приходите в три. Депутация удалилась.
– В чем дело?– удивились остальные члены Собрания столь скорому ее возвращению.
– Граждане, - объяснил один из посланцев, - король сейчас не готов нас принять, и у нас в запасе три часа времени.
– Отлично!– крикнул со своего места безногий Кутон.– Используем же эти три часа. Я предлагаю упразднить титул .величество." Ответом ему было громогласное "ура!" Титул "величество" был упразднен даже без голосования.
– А как же тогда будет называться исполнительная власть?– раздался чей-то голос.
– Королем французов, - ответил другой голос.– Достаточно красивый титул, чтобы господин Капет удовлетворился им. Все взгляды обратились к человеку, который только что назвал короля Франции г-ном Капетом. Это был Бийо.
– Принято .король французов.!– закричало чуть ли не все Собрание.
– Погодите, у нас осталось целых два часа, а у меня есть предложение, - заявил Кутон.
– Говорите!
– Предлагаю, когда король войдет, всем встать, но после того, как он вошел, сесть и надеть шляпы. Поднялся чудовищный шум, одобрение было столь громогласным, что его можно было принять за возмущение. Но когда шум утих, выяснилось, что все согласны с предложением. Оно было принято. Кутон поднял глаза на часы.
– Нам остается еще час, - сказал он.– А у меня еще одно предложение.
– Говорите! Говорите!
– Я предлагаю, - продолжал Кутон тем сладким голосом, который в иных случаях приобретал жуткое звучание, - чтобы для короля ставили не трон, а простое кресло. Его прервали аплодисменты.
– Подождите, - поднял он руку, - я еще не закончил. Тотчас же установилась тишина.
– Предлагаю также, чтобы кресло короля стояло слева от председателя.
– Осторожней!– раздался голос.– Ведь это значит не просто убрать трон, но и поставить короля в подчиненное положение.
– А я и предлагаю не только убрать трон, но и поставить короля в подчиненное положение, - подтвердил Кутон. Его ответ вызвал совершенно чудовищный восторг; в этих бурных аплодисментах были уже все события и двадцатого июня, и десятого августа.
– Ну что ж, граждане, - сказал Кутон, - три часа прошли. Я благодарю короля французов за то, что он заставил нас ждать: ожидая, мы не теряли времени даром. Депутация вновь отправилась в Тюильри. На сей раз принял ее король, но с явным неудовольствием.
– Господа, - объявил он, - я смогу прибыть в Собрание только через три дня. Депутаты переглянулись.
– Значит, государь, это произойдет четвертого?
– Да, господа, четвертого, - подтвердил король и повернулся к ним спиной. Четвертого октября король велел передать, что он нездоров и прибудет на заседание только седьмого. Однако четвертого октября отсутствие короля не помешало внести в новое Собрание Конституцию 1791 года, то есть важнейшее творение прошлого Собрания. Ее сопровождали и окружали двенадцать старейших депутатов Учредительного собрания.
– А вот и двенадцать старцев Апокалипсиса!– крикнул кто-то. Конституцию нес архивариус Камю. Он взошел на трибуну, предъявил Конституцию народу и возгласил, словно новый Моисей:
– Народ, вот новые скрижали закона! Затем началась церемония присяги. Все Законодательное собрание, хмурое и безразличное, прошло мимо нее; большинство заранее знало, что бессильная эта Конституция проживет не больше года, а присягало, чтобы присягнуть, поскольку это была обязательная церемония. Три четверти присягавших вовсе и не собирались держаться присяги. А меж тем слух о трех принятых декретах разошелся по Парижу. Упразднить титул .величество.! Убрать трон! Простое кресло слева от председательствующего! Это было почти то же, что возгласить: "Долой короля!" Первыми, как обычно, запаниковали деньги: государственные бумаги резко упали, банкиры начали испытывать страх. На девятое октября намечались большие изменения. В соответствии с новым законом упразднялся пост главнокомандующего национальной гвардии. Девятого октября Лафайет должен будет подать в отставку, и отныне главнокомандование будут осуществлять по очереди шесть командующих легионами. Настал день королевского заседания; как мы помним, это было седьмого октября. Король вошел в зал. Вопреки ожиданиям, когда он вошел, все не только встали, не только обнажили головы, но и встретили его овацией. Собрание кричало: "Да здравствует король!" Но в ту же секунду, словно роялисты решили бросить вызов новоизбранным депутатам, трибуны закричали:
– Да здравствует его величество! По скамьям представителей нации пробежал ропот, все взоры обратились к трибунам, и оказалось, что крики эти раздаются в основном с трибун, предназначенных для бывших членов Учредительного собрания.
– Ладно, господа, - пробурчал Кутон, - завтра вами займутся. Король сделал знак, что он хочет говорить. Его выслушали. Речь его, чрезвычайно продуманно составленная Дюпор-Дютертром, произвела большое впечатление; вся она сводилась к тому, что необходимо поддерживать порядок и объединиться в любви к отечеству. Председательствовал на заседании Пасторе. Он был роялистом. В речи своей король сказал, что он испытывает потребность, чтобы его любили.
– И мы, государь, - ответил председательствующий, - испытываем потребность в вашей к нам любви! После этих слов в зале раздалась овация. В своей речи король еще сказал, что революция завершена. Какое-то мгновение Законодательное собрание, все целиком, было согласно с ним. Но чтобы так было, государь, вам не следовало оставаться по собственной воле королем священников и невольным королем эмигрантов. Впечатление, произведенное речью короля в Собрании, распространилось на весь Париж. Вечером король с семейством отправился в театр. Он был встречен громовой овацией. Многие плакали, и даже у Людовика XVI, при всей его несклонности к проявлениям чувствительности подобного рода, на глазах были слезы. Ночью король написал всем монархам, что принял Конституцию 1791 года. Впрочем, как известно, однажды он уже поклялся в верности этой Конституции, даже еще до того, как она была завершена. Назавтра Кутон вспомнил, что посулил вчера бывшим членам Учредительного собрания. Он объявил, что хочет сделать предложение. Уже известно было, какие предложения вносит Кутон. Все умолкли.