– Вы правы, сударь. Я беспокоюсь не за себя, а за брата. Он крайне тревожит меня.

– Меня тоже, ваше высочество, - заметил Жильбер.

– О, поводы для нашей тревоги различны, - возразила принцесса Елизавета.
– Я хочу сказать, меня беспокоит здоровье короля.

– Так что же, король болен?

– Не вполне так, - отвечала Елизавета.
– Король удручен, впал в уныние. Вот уже десять дней - как понимаете, я считаю дни -он ни с кем не говорит, кроме меня, ну, разве еще во время ежевечерней партии в триктрак произносит необходимые по ходу игры слова.

– Сегодня ровно одиннадцать дней, - заметил Жильбер, - как король наложил в Законодательном собрании вето... Ах, почему он не утратил дар речи в то утро, а не на следующий день!

– По вашему мнению, сударь, - воскликнула Мадам Елизавета, - мой брат должен был поддержать этот кощунственный декрет?

– Мое мнение, ваше высочество: выставлять короля вперед для защиты священников от этого рвущегося потока, вздымающегося прилива, надвигающейся бури - значит стремиться, чтобы и король, и духовенство были уничтожены одним ударом.

– Но что бы сделали вы, сударь, на месте моего бедного брата?

– Ваше высочество, сейчас имеется партия, которая вырастает, точь-в-точь как те сказочные великаны из "Тысячи и одной ночи., заключенные в кувшин: через час после того, как кувшин разбили, они достигают высоты в сто локтей.

– Вы имеете в виду якобинцев? Жильбер покачал головой.

– Нет, я имею в виду Жиронду. Якобинцы не хотят войны, а Жиронда хочет; война стала требованием нации.

– Боже мой, но с кем война? С нашим братом императором? С нашим племянником королем Испании? Наши враги, господин Жильбер, во Франции, а не вне ее, и доказательство тому... Мадам Елизавета в нерешительности умолкла.

– Говорите, ваше высочество, - подбодрил ее Жильбер.

– Не знаю, право, могу ли я это сказать, доктор, хотя именно ради этого я и попросила вас прийти.

– Ваше высочество может сказать мне все, как человеку, преданному королю и готовому отдать за него жизнь.

– Сударь, вы верите в существование противоядия?
– спросила Елизавета. Жильбер улыбнулся.

– Универсального? Нет, ваше высочество. Просто для каждой отравляющей субстанции имеется свое противоядие, хотя следует сказать, что почти все противоядия бессильны.

– Боже мой!

– Надо заранее знать, какого происхождения яд - растительного или минерального. Обыкновенно минеральные яды действуют на желудок и внутренние органы, а растительные на нервную систему, одни оказывают раздражающее действие, другие одурманивающее. Какого рода яд вы имеете в виду, ваше высочество?

– Послушайте, сударь, я сейчас открою вам огромную тайну.

– Слушав ваше высочество.

– Я боюсь, как бы короля не отравили.

– И как вы полагаете, кто мог бы совершить подобное преступление?

– Дело было так: господин Лапорт... вы, наверно, знаете, это управляющий цивильным листом...

– Да, знаю.

– Так вот, господин Лапорт предупредил нас, что некий человек из королевской службы, который в свое время обзавелся кондитерской в Пале-Рояле, после смерти своего предшественника стал дворцовым поставщиком... Короче, этот человек - ярый якобинец, и во всеуслышание заявлял, что тот, кто отравит короля, сделает великое благо для Франции.

– Вообще-то, ваше высочество, люди, задумавшие подобное преступление, не кричат о нем заранее.

– Но, сударь, короля так легко отравить! К счастью, тот, кого мы подозреваем, поставляет к королевскому столу только пирожные.

– Значит, вы, ваше высочество, приняли предосторожности?

– Да, было решено, что король будет есть только жаркое. Хлеб будет поставлять из Виль-д'Авре господин Тъерри, управляющий малыми покоями, он же берется доставлять и вино. Что до пирожных, то, поскольку король любит их, госпожа Кампан получила распоряжение покупать их у разных кондитеров, как бы для себя. Нас предупредили также, чтобы мы особенно остерегались тертого сахара.

– Потому что в него можно незаметно подмешать мышьяку?

– Совершенно верно. У королевы привычка подслащивать таким сахаром себе воду, но мы его совершенно изъяли. Король, королева и я едим вместе, мы удалили всякую прислугу, и, если нам что-то надо, мы звоним. Как только король садится за стол, госпожа Кампан через особую дверь вносит пирожные, хлеб и вино. Все это прячется под стол, а мы делаем вид, будто пьем вино из погребов и едим хлеб и пирожные, полученные от придворных доставщиков. Так мы и живем, сударь! И тем не менее мы с королевой трепещем всякий раз, когда видим, что король вдруг внезапно покрылся бледностью, или слышим, как он произносит ужасные слова: "Как я страдаю!"