Шаг. Мгновение. И прохладные волны сомкнулись над их головами, заставив выдохнуть и зажмуриться. Не разнимая рук, они погружались в зеленую волшебную воду, пока хватало воздуха в легких.

А потом Адам взмахнул свободной рукой, отпружинил ногами и начал всплывать, вынося на поверхность, сначала девку, а потом вынырнул сам. Отплевываясь, смеясь и брызгаясь.

— Поплыли? Поплыли?!
– Адам почему-то думал, что плавать Энни умеет неплохо.

И тут его ждало открытие. Энни Пуговица, дочка прославленного Рока Бразильца плавала как… как бревно!

И все равно шагнула за ним за борт корабля!

Адам перевернулся в воде как морской котик, не выпуская, напуганную Энни. Лег на спину и подтянул на себя девку, перехватив поперек талии.

— Всё хорошо, я тебя держу, девочка, - и работая свободной рукой и ногами, плавно направил их тела к берегу.

Агний плавал как рыба. При чем, по-видимому, всегда, изначально. Любил воду и старался использовать любую возможность поплавать. А то, что девка панически боится моря, а ведь рассказывала, что родилась в рыбачьем поселке, это его озадачило.

— Я почему-то не умею плавать, - просипела наглотавшаяся воды Энни, - А раньше могла. Давно, дома.

Прибрежная волна мягко вынесла Адама и его ношу на мокрый песок и прощально окатила солеными брызгами. Адам не удержался от того, чтобы не пошутить над девкой. Уже у самого берега, мужчина опять ушел под воду, потянув за собой Энни, встал на ноги.

Вода доходила до его груди и до носа девушки, которой пришлось задрать голову, чтобы не захлебнуться.

— Обхвати мою шею руками и держись покрепче.
– Приказал Адам и, как только девушка выполнила его команду, подхватил ее за талию и, подняв фонтаны брызг, прокрутил Энни вокруг себя.

Тонка фигурка девушки словно летела серебристой рыбкой по-над темнеющим почти уже ночным морем.

Раз. Два.

Уже выйдя на берег и рухнув на песок, они, не заботясь ни о чем, уставились в небо с загорающимися южными звездами.

Молчали. Каждый думал о своем.

— Почему ты мне тогда помог, скажи? Почему не оставляешь в других мирах меня? – Девушка не теряла надежды услышать хоть что-то, кроме шуток и отговорок.

Почему помог когда? Когда уберег от оргии, ну, почти уберег. Когда проливал кровь в Камелоте и Вероне. Когда провожал ночными улочками на свидания и с оных. Когда укрощал капризы и самодурство на палубе и каюте.

Одни и те же поступки с разных сторон и для разных людей имеют, порой, противоположное значение. Агний желал вырваться, сначала из рабства, а теперь из круга постоянных перерождений. Найти свой народ и свою Родину. Пусть даже там, на родине, все так страшно, как в его видениях. Агний желал, чтобы светловолосая Елин была рядом.

Что и как понимала Елин? Агний никогда и не задумывался. Она сопротивлялась, смирялась, боролась внутри себя и с ним, как и он с тем зверем, что вырывался наружу.

Время от времени зверь в Агнии и Елин сталкивались и искры летели во все стороны. Но Агний заметил, что очень трудно выйти из этого состояния, вернуться назад. А контролировать было почти невозможно.

Сражаться, убивать, ломать и властвовать, удобно было в образе зверя. Но сердце давило виной, коли зверь обижал Елин.

Адам сел рядом с девушкой, подтянув колени к груди. Еще раз поднял глаза к, уже совсем ночному, небу.

" Могли бы любить друг друга у самой кромки прибоя. Но, видимо, будем не целоваться, но драться" с тоской подумал, и чуть повернув голову к Энни, процедил.

— Когда? Когда я тебе помог?
– а про себя: "Прости, девочка, будет больно" - Я помогал только себе.

С девкой этой всегда так. Только что доверялась ему полностью, визжала от радости в его руках, пересилила страх перед морем и, тут же, забилась, заволновалась, засомневалась. Перебила хорошее настроение своими копаниями в том, что лучше оставить за спиной и забыть.

Адам терялся с ней в такие минуты.

Самый опытный рыцарь Гавейн как-то разфилософствовался под чарочку вина и высказал мудрую мысль: "Кто поймет женщин, тот постигнет границы добра и зла в этом мире"

Вот уж точно. Вот уж ни прибавить, ни убавить.

Адаму казалось, что он никогда не поймет, почему незначительные поступки и слова могли взволновать и даже обидеть Энни, а на серьезные, жизненно необходимые вещи, она могла смотреть легкомысленно и отстраненно.