— Ты как себя чувствуешь? — Олег не разувается, проходит в комнату, вообще ведет себя довольно нагло. Наверно. Но, скорее всего, для него это нормальное, обычное поведение. Он везде чувствует себя по-хозяйски.

Я растерянно стою напротив еще одного гостя, высокого мужчины примерно возраста Олега.

— Вы — Ольга? — улыбается он, — меня зовут Игнат. Я врач.

— Да, Ольк, это врач, — Олег появляется из гостиной, — а у тебя вазы есть еще?

— Да, — отмираю я, — сейчас…

Киваю коротко Игнату и иду на кухню к буфету, пытаюсь достать вазу с верхней полки и охаю от боли.

И тут же чувствую сзади сильные руки, поддерживают, обхватывают за талию.

— Ну и какого полезла? Я бы сам взял…

Я разворачиваюсь с вазой, смотрю на него.

Олег не спешит убирать руки, держит. Крепко, но не больно. И опять смотрит. Странно серьезно и настойчиво. Словно выискивает в моем лице что-то важное для себя.

И даже находит.

— Ваза… Вот… — я отчего-то шиплю и сама пугаюсь своего глупого голоса.

Меня никогда не обнимали мужчины. Парни — да, было дело. Но вот мужчины… И теперь я отчего-то забываю все свои страхи, все свои сомнения и вопросы. Потому что стоять рядом с ним, в его руках, смотреть в его глаза — хорошо.

Комфортно. Правильно.

Олег тоже явно что-то чувствует, потому что взгляд у него постепенно меняется, руки тяжелеют, сжимают сильнее, и я морщусь от боли. Олег тут же меняется в лице и объятия становятся поддерживающими.

— Оль, давай я возьму. А ты в комнату иди, тебя Игнат осмотрит. Ты не волнуйся, он хороший врач. И не стуканет никуда.

— Зачем это все? Я же сказала, что все нормально, — шепчу я, отдавая ему вазу.

— Я хочу быть уверен. Давай, Ольк.

Я иду в гостиную, и Игнат быстро проводит осмотр.

— Все нормально. Сотрясения нет, ушиб мягких тканей. Я там написал, что надо купить, и еще мазь дам сейчас. Пройдет быстрее. А вообще, вам повезло, что так легко отделались, был бы удар сильнее, — тут он трогает меня за скулу, изучает, — возможно, пришлось бы накладывать швы.

— Да, повезло, — усмехается Олег, до этого хозяйничавший на кухне, пережидая осмотр, а теперь появившийся в дверях гостиной с вазой с цветами в руках. — В отличие от неверовских.

— Мне надо это знать? — нейтрально спрашивает Игнат, медленно убирая руки от моего лица под напряженным взглядом Олега.

— Нет. Тебе все равно никого не привезут.

Я содрогаюсь внутренне от смысла этой фразы, но не делаю глупости. Не переспрашиваю.

Мне это тоже не надо знать.

Потом Игнат как-то быстро прощается, хотя я вежливо приглашаю его на чай. Он кидает взгляд на

Олега, улыбается и выходит за дверь.

Я закрываю замок, выдыхаю, не торопясь поворачиваться.

Он стоит в дверях гостиной, а ощущение, что вот тут, рядом, за моей спиной. Это настолько осязаемо, что я боюсь шевельнуться.

Вдруг, задену.

В воздухе, с уходом Игната, появляется острота натянутой струны, только тронь — и зазвенит.

Или лопнет.

Когда я нахожу в себе силы развернуться и посмотреть в сторону Олега, проем двери гостиной уже пуст.

Он ушел тихо, а я и не заметила, напуганная своими переживаниями и эмоциями.

Из гостиной доносится щелчок зажигалки, затем запах сигаретного дыма.

У нас в доме раньше курил только дед. Поэтому я чувствую табак очень ярко и остро.

Захожу в комнату, встаю у входа, нерешительно сжимая пальцы.

Олег сидит за столом, курит. Приспособил для пепельницы одно из фарфоровых блюдец из бабушкиного сервиза, который всегда стоит у нас на столе. У меня. Теперь, только у меня.

— Олег… — я понимаю, что должна, наверно, что-то сказать, как-то поблагодарить… Но что сказать и как благодарить, в голову не приходит. Поэтому я произношу самое банальное, — может, чай?

— Было бы неплохо, Шипучка, — он смотрит на меня, немного прищурившись, и очень в этот момент напоминает себя прежнего, того, что был на кладбище, а потом в машине, когда до дома вез. Опасного, хищного зверя. С ним хочется быть осторожней. Не делать резких движений, не говорить лишних слов.

— Ххх… Хорошо… — я торопливо отступаю назад, уберегаясь от этого взгляда, — я … Сейчас.

Иду на кухню, наливаю чайник, ставлю на плиту. Открываю холодильник, прикидывая, что можно было бы предложить к чаю.

И опять не слышу — чувствую его за своей спиной. Замираю, зацепившись пальцами за дверцу холодильника, сердце бьется так сильно, так больно.

Мне не страшно, нет.

Я в ужасе.

Я не понимаю, что со мной происходит.

Я его боюсь, конечно, боюсь. Хотя, вроде бы, и нечего бояться. Он только добро для меня делает.