– Нилуфар-опа сразу поняла, что это было не простое насекомое. Бабочка порхала вокруг неё, привлекая к себе внимание, залетала в комнату бабушки и обратно к Нилуфар-опа. Наконец Нилуфар-опа поняла, что бабочка пытается завлечь её в эту комнату, в которую она так давно не заходила. Дверь всегда оставалась приоткрытой, но ей почему-то было страшно заходить туда после смерти бабушки. В конце концов она поборола сомнения и последовала за бабочкой. В комнате, как оказалось, было по-прежнему светло, тепло и уютно, будто в ней ещё жили. Бабочка приземлилась на маленькую табуретку у кровати. На этой табуретке Нилуфар-опа часто сидела, когда её бабушка болела и большую часть времени проводила в постели. Перебирая в голове сказки, которые ей рассказывала бабушка в такие периоды, Нилуфар-опа вспомнила одну легенду, которая её когда-то напугала. В ней говорилось, что если после смерти человека его близкие увидят большую чёрную бабочку, это говорит о том, что душа покойного сейчас подвергается испытанию, решается его судьба, попадёт ли он в рай или в ад. Его родственники могут помочь ему. Для этого нужно помолиться за умершего и испечь что-нибудь. После этого бабочка исчезает, прямо растворяется в воздухе.

– То есть, попадёт ли человек в рай или ад, решается таким нелепым образом его родственниками? И кто-то верит в это? – с недоумением спросил мой брат.

– Ради тебя я готов испечь сотни печенюшек, брат мой, – торжественно проговорил Юра, размахивая откусанной долькой груши.

– Я испеку самые вкусные на свете лепешки в тандыре, – подстать скандировал Тимур.

– И твоя родственница сделала всё, как надо? – спросила я. Мне не терпелось узнать продолжение, и я не обращала внимание на шутки мальчиков.

– Да. Перед этим она затворила все окна, шкафчики в комнате, убрала коробки, вынесла лишние предметы. Она закрыла дверь и заделала все щели, чтобы бабочка точно не смогла выбраться. Никогда она не молилась так долго и сосредоточенно, как в тот день. После продолжительной глубокой молитвы, Нилуфар-опа второпях испекла пироги и угостила соседей, ничего не сказав о произошедшем. И только после этого она вновь вошла в комнату своей бабушки, но бабочка испарилась. От неё не осталось и следа, прямо как в легенде.

– Ну, залетела куда-то, щель в стене нашла, – сказал Тимур, измельчая сорванный с дерева листок.

– Нет, щелей никаких не было. Нилуфар-опа везде обыскала, всю комнату перевернула, она точно ничего не могла упустить.

– Она сама тебе рассказала об этом? – спросила Мардона.

– Ну… Она маме рассказывала, – неуверенно ответила Сабина.

– Только не говори мне, что ты поверила в эту сказку, – ухмыляясь, сказал Тимур, обращаясь к Мардоне.

– Я считаю, что в мире действительно может произойти всё, что угодно, – Мардона не поддавалась пристыжающему тону старшего брата. Он закатил глаза.

– Ты же сам нам недавно рассказывал какие-то страшные истории, – улыбался мой брат.

– То, что я их рассказывал, не означает, что я в них верю, я просто развлекал вас.

– Я думаю, что многие такие истории на самом деле происходили, очевидцы не врали, просто всю эту мистику можно объяснить логически. Но на самом деле я не прочь верить в эти истории, так интереснее, – сказал Юра.

– Зачем себя намеренно вводить в заблуждение? Какая от этого может быть польза? – настаивал Тимур.

– Ровно такая, о какой я говорил. Так интереснее, – повторил Юра.

– Ты веришь в чудеса как в развлечения, они для тебя так и останутся потехой. Чтобы стать свидетелем чуда, нужно в него по-настоящему поверить, – сказала Мардона.

– Ну, не знаю, я бы предпочла, чтобы со мной ничего такого не происходило, меня в любом случае это напугает, – сказала я.

– Почему ты тогда сидишь под орешником? – отозвался Джамал. Мы вопросительно на него посмотрели. – Орешник вызывает галлюцинации, можно увидеть свой самый большой страх.

Мы все, кроме Джамала, вскочили как ошпаренные, и кто-то с криком, кто-то со смехом, бросились восвояси.

– Что за шум вы тут подняли? – сказала с жеманной улыбкой Камола-хола. Она как раз вышла на крыльцо, безупречно одетая, с идеальной укладкой и маникюром. Как обычно от её появления у меня пробежал холодок по телу, что было неприятно даже в такой жаркий день. Мне стало стыдно от того, что такая роскошная, грациозная женщина, мать моих близких друзей, вызывала у меня отторжение, хоть я и могла частично это обьяснить. От всего существа Камолы-хола исходило властолюбие, столь непривычное для восточной женщины, которое ей так и не удалось упражнять в профессии, но которое однозначно проявлялось в других её повседневных делах. Я нисколько не сомневалась, что именно благодаря ей, а не отцу Тимура и Мардоны, у Аскаралиевых была самая большая территория, часть которой изначально была отведена строительству детской площадки, что так и не было осуществлено, возможно, также по замыслу Камола-хола.

– Очень жарко сегодня, лучше посидите дома, посмотрите телевизор, – сказала она чуть теплее, обращаясь к моему брату. Мы повиновались и поплелись к входной двери.

– Собери волосы, – вновь ледяным тоном бросила напоследок Камола-опа в адрес своей дочери и вышла на улицу. Мардона едва заметно закатила глаза и сделала вид, что собирает волосы, но как только её мать скрылась из виду, встряхнула головой.

Ближе к вечеру, когда все проголодались, мы обнаружили, что на кухне не было готовой еды. Набрав в посуду немного картошки, мы вышли на улицу и начали приготовление нашего ужина на костре. Пока мальчики в нашем привычном месте для пикников – на открытом поле ближе к участку Аскаралиевых – разжигали костёр, мы с Мардоной и Сабиной мыли картошку и разрезали помидоры во дворе. Затем, усевшись вокруг костра, мы жарили картошку на вымытых ветках.