— Нет, сеньора, не видел. Те немногие, что сюда приходят, не нуждаются в моем сопровождении. Только иностранцы вроде вас иногда просят меня о помощи. Нет, никто не посещал эту могилу. Я бы запомнил. Уж конечно, я бы это запомнил.

— А те немногие, о которых вы говорите, — спросила Кларенс, — те туземцы, что сюда приходят — это мужчины или женщины?

— Даже и не знаю, что вам сказать, — замялся сторож. — Есть и мужчины, и женщины. Боюсь, я не смогу вам помочь.

— Ну, все равно спасибо на добром слове, — улыбнулась Кларенс.

Он проводил ее до ворот, где она снова поблагодарила его, сердечно пожав руку.

Томас, увидев ее покрасневшие от слез глаза, тут же заметил:

— Этот остров явно тебе не на пользу, Кларенс. Куда бы ты ни пришла — везде плачешь.

— Я слишком сентиментальна, Томас. Не могу удержаться от слез.

— А хочешь, выпьем пива на набережной? — предложил он. — Мне всегда помогает, когда становится грустно.

— Отличная идея, Томас. Мне повезло, что я с тобой познакомилась. Ты очень любезен.

— Я же буби, — сказал он, как будто это говорит само за себя.

В понедельник утром Кларенс явилась на встречу с Лахой чуть раньше назначенного времени. Как и вчера, утро было солнечным и прохладным. Хотя, возможно, скоро начнется нестерпимая жара, в которую невозможно ничего делать, кроме как спать или пить пиво в тенечке.

Ее уже предупредили, что в этой стране нельзя ни фотографировать, ни снимать на кинопленку — во всяком случае, это запрещалось делать в общественных местах. Но в этот час вокруг было безлюдно и тихо, так что она решилась достать маленькую цифровую камеру и принялась снимать виды собора. Начала с главного фасада, перед которым стоял круглый фонтан из белого мрамора, украшенный несколькими фигурами, державшими на плечах маленькую сейбу. Затем прошла в соседний переулок, чтобы снять вид сбоку.

Она так увлеклась, что забыла об осторожности и вскоре наткнулась на патруль из двоих полицейских, которые весьма бесцеремонно потребовали у нее документы.

Она всерьез занервничала, вспомнив, что ни паспорта, ни других документов, что могли бы их удовлетворить, у нее с собой нет. Вконец перепугавшись, она решила, что лучшая защита — это нападение, и, повысив голос, принялась обвинять их в паранойе. Они что же, считают ее шпионкой?

Полицейские несколько растерялись от такой наглости, но еще больше укрепились в своих подозрениях. Один схватил ее за плечо; Кларенс попыталась вырваться, но тут неизвестно откуда появился Лаха и очень вежливо предложил прояснить ситуацию.

Лаха говорил быстро, но тон его звучал уверенно. Он объяснил, кто она такая и что здесь делает. Затем с самым непринужденным видом сунул руку в карман и извлек оттуда несколько купюр. И, пожав руку одному из полицейских, незаметно вложил деньги ему в ладонь со словами:

— Думаю, вам бы не хотелось, чтобы ректору стало известно, как мы обращаемся с его гостьей, не так ли?

Прежде чем Кларенс успела открыть рот, чтобы выразить свое восхищение и благодарность, он мягко, но решительно подтолкнул ее к машине.

Полицейские, казалось, остались вполне довольны и очень любезно распрощались с ее спасителем, который в эту минуту показался ей самым красивым и замечательным мужчиной на свете.

В это утро он был в светлом костюме. Возможно, так он одевался на работу.

— Большое спасибо, Лаха, — сказала она. — Признаться, я немного растерялась.

— Мне очень жаль, Кларенс. Вот за это я и ненавижу свою страну. Но, по крайней мере, ты получила возможность убедиться, что здесь такое случается.

— А разве в это время ты не должен быть на работе?

— Вот сейчас и поеду, — сказал он. — Слава богу, американские инженеры за нами не следят. Во всяком случае, за мной, — рассмеялся он. — И знаешь, большинство из них предпочитают оставаться в своих бунгало в Плезантвиле — так мы зовем район, оснащенный кондиционерами, супермаркетам и теми же удобствами, что и дома у американцев. Они живут, отмежевавшись от нашего мира. Хотя меня это не удивляет. Я знаю, что многие из них, вернувшись на родину, критикуют здешний режим. Так что лучше не высовываться. Как известно, с глаз долой — из сердца вон...

Кларенс снова поблагодарила судьбу, что Лаха так разговорчив. К тому же болтовню он сопровождал таким веселым смехом и забавными жестами, что везде, где бы ни находился ее собеседник, царила атмосфера веселья и дружеской близости.

Она рассматривала его профиль. В точеных чертах определенно сквозило что-то знакомое. У нее было смутное ощущение, будто где-то она их уже видела. Хотя, быть может, все дело было в переполнявшей его искренности и сердечности, отчего и возникало чувство, будто знаешь его всю жизнь.